Роберт Холдсток - Железный Грааль

Мрачное было зрелище. Нельзя было смотреть на него, не чувствуя уныния при виде выпущенных кишок, горбатых спин, черных от запекшейся крови ртов.

Стоя на стене рядом с Уртой, я расслышал обращенные к нему слова Уланны:

– Не понимаю. Зачем они покинули свой мир? Что надеялись обрести в этой унылой и жалкой стране? Они сполна прожили жизнь, они пали в битве, они получили новую жизнь в мире, который был добр к ним, где в должный срок встретились бы с сыновьями и дочерьми… Зачем возвращаться на эту забытую богами равнину?

Урта долго молчал, наконец отозвался:

– Зачем дикий конь бежит в колючие заросли?

Уланна нахмурилась:

– Ну, быть может, за ним гонятся? Гонятся люди. Или, может, волки. Он ищет спасения.

– А зачем ясноглазый телок идет в загон с плетеными стенами, где его поймают и заклеймят, уведут прочь, чтобы зарезать?

– Потому что его ведут. Ведут люди.

– Именно так. Гонят или ведут.

Уланна рассмеялась, прижалась к плечу вождя.

– Понимаю, к чему ведешь ты. Но кое-кто разбирается в этих делах лучше нас с тобой. – Она оглянулась на меня. – Что скажешь, Мерлин? Не видел ли ты чего для нас?

– Разве что мельком, – ответил я, и она чуть кивнула в ответ.

Я говорил уже Урте о том, что заподозрил: войско Теней Героев разделено надвое, однако хотя в их рядах явно есть наши союзники, но понадобится время, чтобы отделить друзей от врагов. Чего я не мог постигнуть, так это причин подобного разделения, однако и на этот счет у меня появились кое-какие подозрения. Мне следовало бы вернуться за реку, проникнуть в Страну Призраков глубже, за тот приют, где няньки давали пищу и кров детям, отбившимся от мира живущих.

Позади нас, на одной из открытых площадок, Кимон объезжал серого пони. Он все сужал круги, приучая лошадку к себе: к нажиму ступней, к перемещению веса, к особому движению поводьев. Очень уверенно и совсем по-взрослому, несмотря на малый рост. Покосившись на него, отец вдруг спросил:

– А где Мунда? Я ни разу не видел ее с прошлой ночи, когда мы вступили в крепость.

Они с Уланной оба взглянули на меня, словно я должен был знать, но я в последний раз видел девочку, когда она шла к дальнему склону холма, туда, где растаяло видение Донна и исчезли отчаянные кимбры.

Урта вдруг всполошился. Спрыгнул с подмостков, протянувшихся вдоль гребня стены, громко позвал дочь. Кимон остановил свое кружение, но в ответ на вопрос, не видал ли сестру, покачал головой.

Над отвоеванной твердыней пронесся порыв холодного страха. Затих звон железа из кузни, смех и перекликающиеся голоса сменились тяжким молчанием. Только голос Урты, кликавшего дочь, нарушал тишину.

Голос девочки отозвался, будто из сна, стал сильнее, резче и наконец явным, как и сама девочка.

Урта вздохнул с облегчением и не стал сердиться. Он провел сколько-то времени с нею. Потом, когда он вернулся к делам, Мунда отыскала меня. Я выцарапывал двойные спирали на камнях, чтобы уложить их, отмеченной стороной вниз, вокруг маленького ключа, бившего из стен Тауровинды. Глубоким колодцем за каменной стеной занимались только женщины. Девочка присела рядом со мной, провела бледным пальчиком по моей неглубокой резьбе: две спирали соединялись в середине и тянулись рядом друг с другом.

– Я знаю этот знак.

– Ты, как я замечаю, многое знаешь. Что говорит тебе эта спираль?

– Это Время. Оно начинается молодостью, вот здесь, в середине, потом вьется назад, к новой молодости.

Я был поражен. Девочка заметила мой изумленный взгляд, дернула плечом:

– Это просто. Когда мы идем вперед сквозь Время, в глубину его, то минуем самих себя, идущих назад. Время – как год от весны к весне – стареет и снова обновляется. Это просто. А ты видишь, что по ту сторону? Видишь самого себя на обратном пути?

– Где ты это узнала? – спросил я, не отвечая на дерзкий вопрос. Заглядывать в иное Время, туда, где мир движется к началу, – стоит дорого. Я ни разу не решался на это – не видел смысла.

– Мне снится хорошая наставница, – отвечала девочка. – Она мне нравится. Веселая. Во сне там всегда снег и мы катаемся по льду озер или едим жирную рыбу, жаренную над огнем. Она хорошая.

У меня от ее слов голова пошла кругом.

Если вы читали мою повесть о воскрешении Ясона в стране Похйолы, то поймете, отчего у меня в ту минуту кровь застыла в жилах. Наставница, снившаяся Мунде, была, конечно, Ниив, северная колдунья, дочь Госпожи Леса Миеликки, богини, покровительствовавшей теперь Арго.

– Как ее зовут? – осторожно спросил я.

И вздрогнул, когда услышал ответ девочки:

– Ниив. Она очень красивая и, бывает, ужасно злится…

Мне ли не помнить!

Ниив убивала себя, используя свой дар и забывая, что каждая трата сил отнимает у нее годы. В этом она напоминала Медею. Но если на минуту я испугался за юную северянку, то тут же почувствовал беспокойство за себя.

Да, я знал уже, что Ниив возвращается ко мне на Арго, дразня собой Ясона. Она являлась мне в долине изгнанников, чтобы и меня подразнить. Но слова Мунды доказывали, что я и не подозревал, как часто Ниив бывала рядом со мной.

Она посещала рощу у реки, нашептывая сновидения девочке. Быть может, побывала и за рекой, вошла в сознание Мунды еще до того, как та вернулась к прерванной жизни, быстро нагоняя на этом берегу пропущенное время.

Может быть, Ниив следила за мной еще в Греческой земле, откуда я отчалил на тени Арго? Решительно, она не желала убраться из моей жизни!

Я мягко спросил Мунду, когда с ней впервые заговорила ее красивая наставница.

– После того как мы вернулись. Когда ушла моя подружка Атанта.

– А не тогда, когда вы с Атантой играли за рекой?

– Нет. По-моему, нет. Когда Атанта пропала, мне было так грустно…

– Помню. Мне жаль, что ты грустила.

– Но пришла Ниив и сказала, что друзья рано или поздно обязательно найдут друг друга. Иногда их уводят разные дела, и, бывает, они даже забывают о тех, кому нужны. Но со временем все, чьи сердца связаны, встречаются для последнего объятия. Ты веришь этому, Мерлин?

– Я верю, что Ниив в это верит, – отвечал я, стараясь скрыть горечь.

– Но сам не веришь?

– Немножко верю. Верю, что вы с Атантой еще встретитесь.

Она мечтательно улыбнулась:

– А ты отыщешь лес, которым укроешься, как плащом. Хотела бы я посмотреть на тебя в этом лесном плаще!

Слова, полные скрытой магии, полные значений, полные запретов, скатились с ее губ легко и невинно, как зайчата выкатываются из брюха зайчихи.

Ее лицо на миг омрачилось, и она шепнула:

– Но я вижу серое, вижу бегство…