Всеволод Глуховцев - Бог сумерек

– Вступайте, – великодушно разрешил Палыч. Огарков потеребил себя за мочку уха.

– Н-ну, есть предание, что во времена первого пришествия и апостолов эта книга была у Симона-мага, а после того, как он с башни брякнулся, апостол Петр ее торжественно порвал пополам: да не будет, дескать, сего... То есть тогда это не книга, разумеется, была, а пергаментный свиток. Его-то, собственно, Петр и порвал. Ну а потом уже... потом каким-то странным образом разорванные половины этого свертка перевоплотились в половины рукописной книги, сознательно незаконченные. Так они и странствуют по свету и когда-то должны будут воссоединиться...

– ...и сие знаменует приход конца времен, – в тон ему закончил Палыч.

– Этого тоже не знаю... – Тут Лев Евгеньевич как-то запнулся, не договорил, но Палыч понял:

– Но сделать это надо, – и улыбнулся.

А Лев Евгеньевич вдруг сделался серьезным.

– Я считаю, – медленно и веско вымолвил он, – что в науке... ну, в разумных, конечно, пределах... необходимо делать то, что сделать возможно. Иначе это обязательно, всенепременно будет сделано кем-то другим. Не в приоритете дело, разумеется, – поспешил он добавить, – а в том, что человечеству, видимо, придется пройти через все то, что только может в этом мире быть. Хорошего и грустного. Возможно – значит должно, скажем так.

Кореньков покивал в такт этим словам.

– И эти две половины оказались друг с другом не случайно, – понимающе сказал он.

– Разумеется. А помимо этого, случайностей на свете просто нет.

– Да, конечно, – легко согласился Палыч. Сказав так, он поджал губы в раздумье. Затем оглядел всех.

– Ну что... – промолвил затем. – Видимо, с вами, Лев Евгеньевич, все согласны... – и вновь обвел глазами присутствующих.

Молчание явилось ответом более красноречивым, чем слова.

– Все ясно, – подытожил Кореньков. – Тогда давайте решать, как будем действовать.

– Давайте, давайте, Александр Павлович... позволите еще раз взглянуть на книгу? На вашу, так сказать, половинку?

– А, пожалуйста, пожалуйста. – Палыч охотно вскочил, приволок сундучок.

Когда Огарков бережно взял книгу и стал перелистывать страницы, все невольно как-то сдвинулись к нему, как ученики к учителю.

Лев Евгеньевич с видом вполне многозначительным перелистал все, но ничего существенного не извлек, кроме разве того, что...

– Да, несомненно, книга та же самая, что и в библиотеке. Это она.

– Значит, как-то надо проникнуть в библиотеку?.. – полувопросительно, полуутвердительно произнес Игорь. – В зал четвертого этажа. Как?

– Задействовать вашего Белкина? – спросил Огар-кова Палыч.

– Белкина?.. С Белкиным нечто непонятное.

– То есть?!

– То есть я его не вижу уже несколько дней. И никто не видит, и никто в институте не может взять в толк, куда он делся.

– Несколько дней?.. – Игорь подтолкнул локтем Па-лыча. – А наша заваруха сколько времени длится? Палыч понял мысль Игоря.

– Смотря с какого момента начинать.

– Начинать можно с моего дежурства в библиотеке. С тех пор как я заступил... ровно двое суток прошло. Тут понял и Лев Евгеньевич.

– Иначе говоря, исчезновение Белкина совпадает с началом событий? Весьма, весьма вероятно.

– Вероятно, вероятно... – Палыч медленно потер щеку ладонью. – Вероятно... – промычал он, напряженно соображая что-то.

А Федор Матвеевич вынул из ящика медальон и рассматривал его, простодушно дивясь необычному материалу и теплоте. Он не был праздно любопытен, а кроме того, был щепетилен, и потому, когда-то раз посмотрев, все долгие годы так и не заглядывал в ларец.

Но медальон ему смутно напомнил что-то, вроде бы когда-то виденное... нет, точно, что-то похожее видел... он напряг память, сдвинул брови... но вспомнить не смог.

Палыч поднял палец.

– Труп! – припечатал он. Посмотрел просветленным взором. – Понимаете теперь?

– Труп в библиотеке! – подхватил Игорь, и Огарков тоже просек.

– Хм! – воскликнул он. – Это... пожалуй, это существенно.

– Существенно, но это не самое главное.

– Да?! А что главное, Палыч?

– Главное то, что это, – Кореньков ткнул пальцем в книгу, – может быть опасно для того, кто пытается проникнуть в ее тайну.

– И совершенно безвредна сама по себе, – добавил Игорь. – Ну, Палыч, это не бог весть какое откровение. Мы ведь это уже знали.

– Да, – сказал Палыч, встал и заходил по комнате, сунув руки в карманы. Лицо его стало сосредоточенным. – И все-таки давайте подумаем. Подумаем, подумаем... Федор Матвеевич, что это у вас?

– А. – Федор Матвеевич смутился немного. – Это та штуковина-то, оттуда тоже...

– А-а. – Палыч шагнул к старику. – Можно?.. – Он аккуратно взял медальон. – Лев Евгеньевич, вы видели такое?

– Да, – невнимательно отозвался Огарков, – видел, конечно. Занятное изделие.

Кореньков подкинул кругляш на ладони.

– Занятное?.. Я бы подобрал эпитет посильнее. Совсем чудная штука. Теплая и такая приятная на ощупь, яко воск... – откуда-то из недр памяти выковырнулось выражение. – Но не воск, конечно. Твердая, тяжелая. Камень, не камень...

– Серый камень. – Игорь улыбнулся почему-то. Палыч еще подбросил медальон.

– Да вот я и говорю, не то камень, не то металл... черт знает.

– Серый камень, серый камень... – тихонько припомнил Федор Матвеевич. – Серый камень, сто пудов...

– Что такое, Федор Матвеевич?

– Частушка была такая, помню, в деревне у нас. Серый камень, мол, серый камень, серый камень, сто пудов.

– А, ну да.

И Палыч положил колесико в ларец.

– Так что делать будем, господа хорошие? Какие будут предложения?

Сказал он это так, что все поняли: предложения сейчас будут исходить от него самого. Поняли все, а Игорь озвучил:

– Предлагай ты, Палыч. У тебя, похоже, есть идеи. Палыч остановился посреди комнаты.

– Есть, – молвил он спокойно. – Опять не очень оригинальные, но есть. Надо попасть в библиотеку на четвертый этаж.

– Как?!

– Не знаю, Игорь, пока не знаю. Знаю, что как можно спокойнее и незаметнее... тихой сапой, так сказать.

– Тихой сапой туда не попадешь, – усомнился Игорь, но Палыч возразил:

– Неразрешимых вопросов не бывает, – а Федор Матвеевич и Огарков синхронно кивнули, соглашаясь с ним.

– Ну-ну. – Игорь пожал широкими плечами. – Эх, если б Жорка!.. Вот уж кто всюду бы проник! Он, если б захотел, Джоконду бы сюда из Лувра приволок, не то что книгу эту.

– Жорка, говоришь? – Палыч сощурился вдохновенно. – А что... а у него в газете близкие друзья были?

– Журналист? – поинтересовался, но как-то бегло Огарков.

– Да, – ответил Палыч. – Вот я и думаю: может, кого-то из газеты его привлечь? Хотя бы для того, чтобы туда попасть, в четвертый зал.