Наталия Ипатова - Приключение продолжается

— Ну что ж, — сказал Амальрик, — для эльфов, пожалуй, это самый удачный вариант.

Они столкнулись, и от чудовищной силы удара лопнули державшие седоков ремни. Земля дрогнула от падения туш двух драконов, а двое людей падали медленно, долго, и казалось, что они парят в воздухе рядом…

Одна черная лента, державшая Королеву, лопнула, она повисла на одной руке, потом лопнула и другая лента, и Королева упала на колени, свободная в тот миг, когда тела принцев, сражавшихся за ее жизнь и смерть, коснулись земли. Волшебники, как когда-то говорил Сверчок, не властны над двумя вещами: смертью и земным тяготением.

Последним, со скрежетом и злобным шипением, с неба упал Черный Меч. Он пробил в земле глубокую дымящуюся дыру и ушел в ее недра, затаившись там, как ядовитая змея, в ожидании нового глупца, кто на свою и чужую погибель извлечет его для новых злодейств.

Растерянность, молчание и скорбь охватили собравшихся зрителей, и только Амальрик не зевал. До того притаившиеся в засаде отряды эльфов-лучников заняли господствующие высоты и держали злобную нечисть под прицелом. Из трех Владык в живых осталась только их Королева, и они чувствовали себя более уверенно. Было тихо, и в этой тишине только всхлипы Королевы разносились над этим печальным местом.

Доспехи Райана оказались пусты, в них обнаружилась лишь горстка пепла — все, что осталось после того, как Меч выжег его человеческую сущность, создав лишь видимость, лишь форму человека. А Санди, над кем она рыдала… он лежал на зеленой траве, как спящий, как в тот злополучный вечер, когда они впервые оказались в Волшебной Стране, и только струйка засохшей крови в уголке рта безжалостно напоминала о том, что он не поднимет голову и не скажет, как тогда: «Добрый вечер, Сэсс». Никогда больше им не смешать дыхания. Его глаза были закрыты и не пугали ее остановившимся выражением. Он был слишком живой, чтобы прощать его смерть.

Сэсс подняла голову. Потом встала на ноги. Холодным взглядом обвела ряды преклонивших перед нею колена.

— Я вас ненавижу! — сказала она. — Вы — пустые жестокие дети! Вы не знаете ничего и не верите ни во что, кроме ваших глупых законов борьбы Добра и Зла. В вашем стремлении уничтожать зло вы готовы пожертвовать и самим Добром. Да я… я видеть вас не могу! Вы сделали меня Королевой, но вы даже имени моего не спросили! На нас, на наши чувства, на нашу боль вам было наплевать, на все, кроме того, что должны столкнуться два принципа вашего существования! Не хочу, не желаю я быть вашей Королевой! Я — взрослая, я знаю, что бывает другая боль, кроме физической, и бывает боль, когда больно не тебе. Моя жизнь, моя свобода, мое королевство — за это слишком дорого заплатили! Такой ценой — не желаю.

— Позвольте мне объяснить… — начал Амальрик.

— Не позволю! Все, хватит! Ничто для вас не имело значения, кроме глупых правил — так я им не подчиняюсь. Довольно. Вот вам!

Она сорвала с головы венец и швырнула его под ноги.

— Отрекаюсь! Ищите себе другую Королеву!

Стон ужаса смерчем пронесся по склону холма, и разноцветные стеклянные осколки брызнули на траву. Ноги Сэсс подкосились, и она вновь рухнула на колени, уронив голову на грудь Санди, засыпав его всем богатством своих кудрей и сотрясаясь от рыданий.

Но что это? Неужели это она наплакала столько? Руки ее были мокры, вдоль запястий текла прохладная, несказанно прекрасная влага, и саднящая боль от сорванной кожи в том месте, где были узы, утихла, и когда Сэсс, еще глотающая слезы, с робким удивлением поднесла их к глазам, на них не было и следа тех страшных ссадин. Это были тонкие, гладкие, нежные девичьи запястья. Она обернулась к эльфам.

— Вы… вы знали, из чего сделана эта штука, и вы молчали? Ну вы…

Она не нашла слов. Там, где она в сердцах хлопнула венцом оземь, бил теперь родник, и никто, слыхавший или читавший сказки, не мог усомниться в характере этой воды. Вся-трепет, Сэсс зачерпнула пригоршню воды и вылила ее Санди на голову.

— Ни одной сухой нитки на тебе не оставлю… — пообещала она, и слово у нее не разошлось с делом.

Она разжала ему зубы и следующую пригоршню влила ему в рот. Или ей показалось, или он и вправду глотнул? Она закусила губку и замерла в неподвижности, а когда нетерпение превысило ее слабые силы, жалобно позвала:

— Санди!

Он застонал и приоткрыл глаза.

— Господи! — сказал он слабым голосом. — Даже смерть не избавит меня от этой женщины!

— Теперь ты от меня не убежишь, — отозвалась она. — Пока ты еще слаб, мне надо бы успеть заставить тебя сделать меня счастливой. Лучше всего было бы немедленно, пока ты еще не можешь сопротивляться, затащить тебя в церковь, но я тут не вижу ни одной…

— Сэсс, — спросил он, — как ты представляешь себе счастье?

Она опустилась на колени возле него.

— Дом, — сказала она. — Дети. Ты! Правда, что у тебя есть свой дом в Бычьем Броде?

— Правда.

— Отвезешь меня туда?

— Как только ты свистнешь Сверчка. Амальрик… Я сделал то, что вы от меня требовали?

— Ну, в принципе… — неохотно начал тот. — Королевы-то мы все-таки лишились!

— Об этом уговору не было, да и от меня не зависело. Я попрошу вас об одной мелочи. Для вас это нетрудно. Тримальхиар знаете?

Амальрик кивнул.

— Там живет старый домовой по имени Марги. Он голодает.

— Я должен держать в голове эти пустяки?!

— Позаботьтесь о нем, — непреклонно продолжал Санди, — и передайте… — он покосился на Сэсс, ведущую за собой помятого, но почти невредимого Сверчка, размурлыкавшегося от одного ее вида, и добавил шепотом: — Что я вернусь. Обещайте, иначе, — он усмехнулся, — я ведь могу и остаться.

— Ладно, — сказал Амальрик, — это действительно мелочь.

— О чем вы говорили? — Сэсс была уже рядом.

— О том, что у тебя красивое платье, — он тронул ткань и обнаружил, что Знак исчез.

Она зябко повела плечами и попыталась уйти в платье поглубже.

— Ненавижу его. Ты купишь мне новое?

— Дюжину, если только у тебя не королевские запросы.

— Хм… но ты — принц?

— Не в Бычьем Броде, дорогая.

— Дорогая? Это мне нравится. Это уже по-семейному. Санди…

— Что?

— Поцелуй меня. Мы же с начала сказки не целовались.

— Прямо здесь?

Она кивнула, и они обнялись. Секунды капали со звоном, а им не хотелось отрываться друг от друга. Кто-то долго и старательно кашлял в траве у самых их ног.

— Кто там еще? — недовольно спросила Сэсс.

— Я прошу прощения, мадам, — сказал ей робкий голосок, — но не возьмете ли вы и меня с собой в это загадочное и романтичное место под названием Бычий Брод? Ну хотя бы в должности домового? Мадам, я обещаю, у вас будет лучшая земляника во всем этом населенном пункте.