Рожков Андреевич - Дьявольский Quest

До ворот осталось метров тридцать… двадцать… десять… пять… ДВА! – нервы напряжены как жених перед свадьбой – МЕТР!!… И тут дверь в воротах открылась с той стороны.

– Куда-то собрались? – спокойно поинтересовался Грам.

Сзади ойкнул Беовульф, тихо выругалась Свея, и кто-то вытащил меч из ножен… несколько мечей.

– Да вот, прогуляться решили, – так же спокойно ответил, делая вид, что рассматриваю здешние красоты.

Сзади положение не самое хорошее: с десяток мечей и копий окружили нас, озорливо пуская солнечных зайчиков.

– Ну-ну. Раз уж вы ''гуляете'' то я составлю вам компанию, – металлическим голосом произнес главный грандир, и мне в грудь, в который раз, уперлось лезвие.

– 20 -

До площади мы добрались быстро. Хотелось, как можно больше растянуть время, но активно подгоняемые колкими напоминаниями, пусть и вяло, но двигали ногами. Площадь вырастала буквально на глазах и хотя до полудня еще далеко… и так близко, она уже наполнялась местным людом.

Большой участок был окружен домами и домишками, плотно стоящими друг к другу. Выходов или входов было всего два: в один мы сейчас как раз входим, второй на противоположной стороне, оттуда стекается народ. Площадь залита солнечным светом, что, как будто в насмешку освещает деревянную платформу, толстый и высокий пень на ней, корзину с травой стоящую рядом и этакий ''шкаф'' два на два. Красной маски, как это принято не было, так что на нас смотрело лицо сорокалетнего бородатого мужика, недюжей силы – мышцы напрягаясь, прогуливаются по всему телу, – в черном балдахине, подпоясанным простой веревкой. Он больше походил на попа, чем на палача, если бы не длинная рукоять, на которую было нанизано широкое лезвие топора, что примостился рядом.

– Лучшее средство от головной боли, – усмехнулся я, вспомнив старую шутку.

– Нас сейчас казнить будут, а он улыбается, – удивилась Свея.

– Может, безумием заразился? – предположил Беовульф. – Бывает, что приближающаяся кончина, страшнее самой кончины, – философски изрек он.

Как нестранно, но колдун выглядит спокойнее нас с девушкой. Мне хоть и весело, так и хочется расхохотаться, но это защитная реакция психики. Она отказывается воспринимать происходящее, тем более осознавать, что нам будут делать ''секир башка''. Нет, понимаю, что нас сюда не на чай пригласили, а вполне с конкретной целью, но все еще не верю, что закончу… вот так.

Плотное кольцо грандиров с колюще-режущим оружием на перевес, что сопровождали нас, как VIP-персон – не войти, не выйти из круга охраны, – сжались еще плотнее, от чего я почувствовал холодок не только между лопаток, но и между ягодиц. Туда уперлось нечто холодное и острое… подтолкнуло, ясно говоря, чтобы не стоял, созерцая открывающийся вид, а сам стал активным участником этого пейзажа.

Народ толпился на всей площади, но близко не подходил к нам, возможно опасаясь стражи. Отовсюду разносились голоса: радостные: ''Скоро казнь начнется''; возмущенные: ''Почему еще не начали''; печальные: ''Так мало сегодня казнят, даже посмотреть не на что''; сочувствующие: ''За что же их так?''. Средь толпы ходили продавцы, предлагая свой товар: вино, сухая рыба, вялено мясо, безделушки… ''Еще бы попкорн продавали, – зло подумал я. – Тоже мне, нашли развлечение''.

Нас буквально впихнули на эшафот и построили в шеренгу по одному. За спиной каждого стояло по два стража, готовых в любой момент… Однако сейчас о побеге не думалось. Голова была забита каким-то мусором: всплывали обрывки слов, вертелась какая-то мелодия, почему-то вдруг вспомнилось, чему равна гипотенуза в равнобедренном треугольнике. А где, понимаешь, вся жизнь перед глазами, скорбные моменты, семья, друзья, любовь? Что, все мое прошлое заключено только в нескольких обрывочных строчках, да в формуле, которую проходил в школе?

– Как-то грустно это все.

– Нашел чему тут радоваться, – хмыкнула девушка. – Сделай что-нибудь, ты же мужчина, – ткнула меня локтем в ребра.

– Да, конечно. Сейчас я тут всех раскидаю, схвачу тебя подмышку, вскочу на коня, и будем жить долго и счастливо, – съиронизировал я. – Все только потому что я мужчина… Да прежде чем я шевельнусь меня… ой!… Вот об это я и говорю, – потирал я спину. – Козел, – это уже к грандиру, который ткнул.

Народ на площади начинал шуметь все сильнее, требуя зрелищ. Видимо хлеба и денег у них хватает. Солнце поднималось все выше, и даже я понимал, что полдень не за горами, а значит…

– Беовульф, – тихо позвал стоящего рядом паренька. – Слушай, а ты можешь еще раз… Ну, мертвецы там, упыри всякие. Устроить им восставших из ада, часть десятая. Я даже кровью поделюсь, – пообещал я.

– Нет, не могу, – понуро покачал он головой. – Дело не только в крови, нужно время для заклинания и… сами покойники, – чуть развел он руками.

– Да, попали, – протянул я. – Ни я разозлиться не могу, не ты колдовать, про эту красавицу вообще молчу.

– Заткнись, – раздалось над ухом и спине стало не удобно, от упирающегося в нее копья. – Господин идет.

– ТИХО! – пронеслось над площадью. – Встречайте своего хозяина. Величайшего и могущественного господина Хазора.

Толпа буквально взорвалась аплодисментами, криками, одобрительным свистом – а его тут любят. Он въехал на большом черном жеребце, украшенным красной попоной с золотой нитью, на поводьях сверкали камни, а богато украшенное седло приняло в себя задницу нашего судьи. Позади него, на понуро опустившем голову Вулкане, ехал Грам – улыбка хищная, а в глазах читается вся наша незавидная участь.

Оттесняемая грандирами толпа, пропустила Хазора к эшафоту. Он остановился напротив нас, зыркнул уставшими глазами, словно все это ему в такую тягость, что лучше бы остался дома, но закон есть закон.

– Достопочтимый мой народ, – начал он, – сегодня мы предаем справедливому суду… – тут Свея громко хмыкнула и получила древком копья по спине, мы с Беовульфом тоже, скорее, для профилактики. -…Один из них беглый раб, которому эти двое помогали. Второй колдун, что посмел умерщвлить моих людей, наслав на них упырей на живом кладбище, – народ ахнул. – А эта девка посмела украсть моих лошадей и… показать ЯЗЫК! – прокричал он.

Как толпа возмущалась, дай им сейчас волю и палач не понадобиться. Крики, свист, гомон, – он вознес толпу до небес, а нас опустил ниже самого никчемного существа на этом свете. Вот теперь нас точно казнят, а какую речь я приготовил: о сострадании, о том, что судья предвзят, а свидетели подкуплены, о ''возлюби ближнего'', – все в таком ключе, еще слезу хотел пустить. А вот теперь все это пошло… Куда обычно ходят неудавшиеся идеи, свершения и планы?