Лорд Дансейни - Время и боги: рассказы

И тогда ласковый дождь пролился с небес, и зыбучие пески улеглись и поднялся нежный зеленый мох, превративший кости в причудливые холмы, и я услышал крик и проснулся, поняв, что спал, выглянул из окна и увидел, как молния поразила ребенка. Тогда мне стало ясно, что боги еще живы.

II

Я заснул в долине Алдерон, в маковых полях богов, куда они являются ночами, пока луна стоит еще низко, на совет. И открылась мне тайна.

Судьба и Случай сыграли свою игру, и все сгинуло: все надежды, и слезы, сожаления, желания и печали, все, о чем плачут люди, и все, о чем даже не вспоминают, все царства и сады, и море, и миры, и луны, и солнца; а что осталось, было ничем, без цвета и без звука.

И тогда Судьба сказала Случаю:

— Давай-ка сыграем в нашу игру старинную сызнова.

И они сыграли опять, и вновь фигурами у них были цари, как и прежде. И вот опять стало то, что уже было, и на том же берегу, в той же земле внезапный луч солнца тем же весенним днем разбудит тот же желтый нарцисс, и то же дитя сорвет его, и никто не пожалеет о миллиардах лет, что пролегли между тем днем и этим. И опять можно будет увидеть те же лица старцев, еще не избавившихся от тяготеющих над ними забот. А ты да я снова встретимся в саду однажды летом, после полудня, когда солнце на полпути от зенита к кромке моря, тем же, где мы встретились прежде. Потому что Судьба и Случай играют лишь в одну игру, и ходы в ней все те же, и играют они раз за разом, чтобы проводить вечность.

Часть II

Странствие царя

Перевод Н. Цыркун.

I

Однажды царь обратился к женщинам, что плясали для него, и повелел: «Не надо больше танцев», и тех, что подносили вино в украшенных драгоценными каменьями кубках, отослал прочь. Во дворце царя Эбалона умолкли звуки песен, а на улицах раздались голоса глашатаев, созывавших со всего края пророков.

Плясуньи же, виночерпии и певцы разошлись по городу. Были среди них Трепещущий Лист, Серебряный Ручей и Летняя Молния — танцовщицы, чьим стопам боги предначертали не хожденье по каменистым тропам, а услажденье взоров принцев. Шла с ними и певунья Душа Юга, и другая, сладкоголосая Мечта Моря, чьим даром пленялся тонкий слух царей. И почтенный Истан, виночерпий, оставил труд своей жизни во дворце, чтобы пойти вместе с прочими, он, стоявший за плечом трех царей Зарканду, следя, как старинное вино наполняет их мужеством и весельем, точно воды Тондариса, питающие зеленые долины юга. Невозмутимо стоял он, глядя на забавы царей, но сердце его согревалось огнем их радости. Теперь же он вместе с певцами и плясуньями шел во тьме.

А тем временем гонцы по всей стране искали пророков. И вот к ночи во дворец Эбалона привели всех, кто славился мудростью и писал истории будущих времен. И молвил он такие слова: «Царь отправляется в странствие, много коней будет сопровождать его, но он не сядет ни на одного из них. Стук копыт да услышат на улицах, и звук лютни, и дробь барабана, и имя царя. А я посмотрю, что за правители и что за народ встретят меня в тех землях, куда я прибуду».

И царь повелел замолчать пророкам, которые зашептали: «Превыше всего мудрость царя».

А потом он сказал так: «Ответствуй первым, Саман, верховный жрец Золотого храма Азинорна, не оставишь ли ты истории будущих времен и не обременишь ли десницу свою летописью ничтожных событий проходящих дней, как поступают простодушные?»

И ответствовал Саман:

— Превыше всего мудрость царя. Когда шум царского шествия услышат на улицах, и медленные кони, на которых не воссядет царь, последуют за лютнистами и барабанщиками, тогда, как ведомо царю, приблизится он к великому белому дому царей и, ступив на крыльцо, куда никто другой не смеет взойти, в одиночестве поклонится всем былым царям Зарканду, что, сжимая скипетры костлявыми пальцами, покоятся на золотых тронах. Оттуда в царских одеждах и со скипетром проследует он на мраморное крыльцо; но должен снять он свой блистающий венец, дабы несли его за ним вслед, покуда не достигнет белого дворца, где восседают на золотых престолах тридцать царей. Только один вход ведет в тот дворец, и двери его широко распахнуты, а мраморные своды ожидают, чтобы под ними прошествовал ты, о царь. Но когда пройдешь ты это крыльцо и воздашь должное тридцати царям, увидишь еще одну дверь, чрез которую может проникнуть лишь душа царя, и, оставив прах свой на золотом троне, невидимым покинешь ты белый дворец, чтобы ступить на бархатные луга, что лежат по ту сторону миров. Тогда, о царь, надобно идти спешно и держаться жилищ людей, как делают души тех, кто оплакивает свою внезапную смерть, пославшую их в это странствие раньше урочного часа, или тех, кто не желает еще пуститься в него, укрываясь ночами по темным углам. С зарей отправляются они в назначенный путь и проводят в дороге весь день, но манит их земля и, не желая расставаться с привычным наваждением, возвращаются они в сумерки сквозь темнеющие леса в излюбленное свое жилище, и так вечно скитаются между мирами, не находя покоя.

Ты же должен немедля пуститься в дорогу, ибо далека она и долга; но время на бархатных лугах — это время богов, и не нам судить, сколько длится один час по нашим земным меркам.

Наконец достигнешь ты серого дворца, напитанного туманом, со стоящими перед ним серыми алтарями, откуда подымаются вверх крохотные язычки пламени затухающего огня, которому не под силу пробить завесу тумана. Огонь горит низко над полом, и потому туман темен и холоден. То алтари веры, а языки пламени — знаки поклонения людей, и по ним, сквозь туман боги Старины нащупывают путь в холоде и мраке. Там услышишь ты слабое стенанье: «Иньяни, Иньяни, повелитель грома, где сокрылся ты от глаз моих?» — И едва различимый голос донесется в ответ из серых глубин: «О творец многих миров, здесь я». Боги Старины почти глухи, ибо молитв человеческих становится все меньше числом. Они почти слепы, ибо угасают огни веры и не могут одолеть стужу. А за туманом стонут волны Моря Душ. Еще далее высятся неясные тени гор, и на вершине одной из них сияет серебряный свет, посылающий лучи в плачущие морские волны. И когда пламя на алтарях перед богами Старины умирает, свет на горе разгорается ярче, и лучи его достигают места, где клубится туман, но не могут проникнуть сквозь него, и тогда слепнут боги Старины. Говорят, будто огонь на горе станет некогда новым богом, не из сонма богов Старины.

По берегу, где стоят покрытые туманом алтари, сойдешь ты, о царь, к Морю Душ. В море этом пребывают души всех, кто когда-либо жил в мирах, и всех, кто еще будет жить, и все они свободны от оков плоти и праха земного. Все души в том море знают друг о друге больше, чем можно познать глазом или ухом, прикосновеньем и другим земным чувством, и говорят они между собой не губами, но голосами, которым не надобен звук. И льется над морем музыка, точно ветер шумит над океанским простором земли — то свободные от пут языка великие мысли путешествуют от души к душе, словно реки земные.