Тимофей Печёрин - Темная жатва

Раз примерно в полвека королевству приходилось строить корабли и нести в Тьярмарк заслуженную кару. Только тогда, на какое-то время ладьи островитян переставали показываться на Закатном Берегу. Однако стоило дать слабину, и эти корыта с парусами да драконьими мордами на носах появлялись вновь. Как вот теперь.

Столицу графства — город Гаэт, островитяне, конечно, не трогали. Со своей крепостью, заключившей в каменные объятья еще и кусочек океана, главный порт королевства был для них неприступен. Но вот кораблям, выходящим из этого порта, доставалось сполна. Как и рыбацким деревням, во множестве разбросанным вдоль берега.

Другими словами, напасти обрушились на королевство, совсем не давая ему продыху. И не одни только крупные: хватало и мелочей, вроде разбойников, множащихся как черви в трупе, или стремительно хиреющей торговли. Чтобы преодолеть их, требовалась власть — как можно большая, но именно таковой у канцлера не имелось. Да и взять ее было неоткуда: для этого надлежало стать полезным, обязать себе хоть кого-то из знати. Не имея же власти, сделать это почти невозможно.

Такой вот замкнутый круг…

И при таком раскладе — даже отправь Аксель Рейн канцлера на тот свет, ничего бы он не добился. Ничего, кроме разве что восстановления попранного самолюбия… хотя для особы благородных кровей даже это значило не столь и мало. Беда в том, что взамен одного недотепы с регентскими амбициями очень быстро нашелся бы другой. И едва ли принес с собой перемены к лучшему, в том числе и для капитана Рейна.

И если бы командир Королевской Гвардии сам объявил себя королем; если бы с верными людьми захватил замок, изгнав и перебив придворных трутней — даже таком случае он остался бы в проигрыше. Бастарда-капитана могли признать королем разве что благодарные кронхеймцы… да и то не все, ибо людская благодарность недолговечна. На поддержку же знати надежд было еще меньше, чем на урожай при посеве камней на снежных грядках.

В общем, с таким монархом страна попросту прекратила бы существование — превратившись просто в горсть независимых княжеств и графств. А там бы и соседи из-за южных гор подтянулись: попытать счастье в землях северных соседей.

Осмыслив, поняв все это, капитан Рейн вздохнул — и сошел с пути, ведущего к неприметному дому. Вместо этого он задумал заглянуть в ближайший кабак, надеясь подлечить там израненную и порядком поношенную душу. Вредя при этом телу, как ни печально.

— Что-то тревожит тебя? — внезапно окликнул Акселя Рейна девичий голос, прозвучавший из-за спины, — не стоит топить это в вине… все равно не утонет.

«Шлюха? — внутренне ухмыльнувшись, подумал капитан, — хотя, почему бы и нет?..»

Оглянувшись, он понял, что ошибся: та, которой принадлежал голос, менее всего походила на уличную девку. Совсем молоденькая: почти подросток; с парой огненно-рыжих кос, а вместо платья одетая в штаны да меховую безрукавку. И с лиловым узором во лбу. А других людей поблизости не было — в том узком переулке, по которому Аксель Рейн срезал путь до убежища Гильдии.

Внешний облик рыжеволосой незнакомки не оставлял сомнений: девушка принадлежала к горцам-северянам. И в то же время капитан поймал себя на мысли, что совсем не видит в ней врага. Даром что лично Рейну довелось убивать ее соплеменников — да поболее одного к тому же.

Впрочем, объяснить такую перемену во взглядах на самом деле было несложно. Это лишь тогда, в битве за столицу горные кланы были врагами. Однако Гильдия сработала на совесть, да и сам Рейн не подвел. Воинство северян разбито, герцог Оттар мертв, а Руна Власти если не уничтожена, то хотя бы надежно утеряна. Ну а горные кланы в итоге вновь стали теми, кем считались и до войны: разобщенными даже меж собою дикарями, а теперь, вдобавок, еще и дикарями на чужой земле. Бездомными, коих теперь норовили пнуть и укусить жители равнин.

Вдобавок, с гибелью последнего обладателя Руны, из уцелевших горцев, казалось, ушла и сама воля к жизни. Прежняя воинственность уступила место непонятной, болезненной оторопи. Мужчины спивались, кланы распадались на жалкие кучки бродяг, служившие легкой добычей даже для разбойничьих шаек.

Хуже приходилось после войны, наверное, разве что их бывшим врагам-союзникам — торнгардцам. Тем из обитателей оттаровой твердыни, что остались за ее стенами, не приняв участие в походе своего герцога. Теперь, им, отрезанным от всей прочей страны зараженными землями Лесного Края, грозила голодная смерть… или одичание. Превращение в новых обитателей гор.

Так что недавние супостаты вызывали теперь, скорее жалость, чем ненависть. Особенно если учесть, что война окончена, а значит отошла на второй план после прочих невзгод королевства. Поэтому Акселю Рейну и в голову не пришло, ни убить, ни даже оскорбить девушку с гор. Но вот чтобы не съязвить, командир Королевской Гвардии не удержался.

— Мысли читаешь никак? — хмыкнул он, — тоже мне — вёльва…

О вёльвах Рейну довелось узнать в юности — из какой-то книги в замковой библиотеке. В горных кланах так называли женщин, которые не охотились, не отягощали себя хозяйственными делами и уж точно не проливали человеческую кровь. Не брали вёльв и замуж; пользу клану они приносили в другом, обладая даром ясновидения.

— Да, я вёльва, — сам того не ожидая, услышал из уст девушки капитан, — и не шлюха, если благородный сэр по-прежнему так полагает…

— Ну а мне плевать, — заявил в ответ Аксель Рейн, — к тому же в одном ты ошиблась: какой я к демонам «благородный сэр»? Я бастард. А по-простому — ублюдок, порождение похоти… даром что похоти королевской. Впрочем, с тревогами и шлюхами да, ты угадала. Как и с желанием выпить.

— Я не угадываю, — с холодом северных гор в голосе промолвила вёльва, — я вижу и слышу. Даже то, что другим незаметно.

— Так я ж сказал — плевать! — еще грубее отвечал капитан, — и если уж… как ты там сказала?.. «Не стоит топить в вине» — тогда что стоит-то? Что мне делать, можешь сказать? А то мне тоже — незаметно…

— Могу! — твердо и уверено произнесла девушка, в то время как глаза ее лихорадочно заблестели, — твои беды… нет, твоя судьба решится в земле, что захвачена Смертью.

Выпалив столь витиеватую тираду, вёльва резко развернулась и почти мгновенно скрылась в полумраке переулка. Впрочем, большего и не требовалось: Аксель Рейн все равно не стал ни переспрашивать ее, ни преследовать. До него почти сразу дошло, о какой «захваченной Смертью» земле идет речь.

Зато немало озадачила его другая фраза, брошенная девушкой уже на ходу:

— …найди там человека, оставшегося в живых!