Роджер Желязны - Знак единорога

— В моей табели о рангах он стоит очень высоко, — сказал я.

— Он отлично позаботился обо мне. И, помнишь, всегда присматривал за остальными, — Брэнд вдруг усмехнулся. — Если честно, я не понимаю, что ему за забота… Да, ведь пока я здесь разглагольствую — изумленный твоим выздоровлением, — тебе, должно быть, не терпится поговорить о делах… И вот еще одна вечеринка, и мне грустно, что я опять пропустил. Все эти эмоции, подозрения и ложь, падающие то на одного, то на другого… и никто не хочет сказать «доброй ночи» первым. А чуть попозже все, должно быть, дошло до визга. Каждый в излюбленнейшей своей манере поведения, с ушками на макушке, готовый очернить остальных. Попытки запугать виновника. Наверняка пару камней бросили в козлов отпущения. Но в общем ничего особенно значимого не достигли. Я прав?

Я кивнул, высоко оценив, как работала его голова, и смирился с его манерой вести разговор.

— Ты знаешь, что прав, — сказал я.

Брэнд одарил меня резким взглядом и продолжил:

— Но, в конце концов, каждый убыл, чтобы без сна озабоченно пялиться в темноту или вместе с сообщником составлять планы. В ночи вскипела тайная суматоха. Лестно сознавать, что мое доброе здравие стало всеобщей заботой. Правда, некоторые были за него, некоторые — против. И среди этого всего я оправился… нет, расцвел… не желая разочаровывать тех, кто поддерживает меня. Джерард потратил много времени, познакомив меня с новейшей историей. Когда мне все осточертело, я послал за тобой.

— На тот случай, если ты еще не заметил, я — здесь. Что ты хочешь сказать мне?

— Терпение, брат! Терпение! Учитывая все годы, которые ты провел в Тени, даже не вспоминая об… этом, — он сделал широкий жест сигаретой. — Учитывая все время, что ты ждал в неведении, пока я не преуспел в поиске и не рискнул облегчить твое бедственное положение. Так что пара мгновений сейчас определенно не так бесценны на фоне всего прочего.

— Мне говорили, что ты искал меня, — сказал я. — Меня это заинтересовало, так как на последних раутах мы уж точно были не в самых лучших отношениях.

Брэнд кивнул.

— Не могу отрицать, — сказал он. — Но со временем я всегда преодолевал такие чувства.

Я фыркнул.

— Я решаю, сколько рассказать тебе и во что бы ты поверил, — продолжал он. — Но если я просто сделаю шаг вперед и что-то скажу, то сомневаюсь, что ты что-то найдешь в этом: кроме нескольких мелких пунктиков, мои нынешние мотивы почти полностью альтруистичны.

Я фыркнул опять.

— Но это правда, — продолжил Брэнд, — и чтобы улеглись твои подозрения, добавлю: лишь потому, что выбор у меня невелик. Начинать всегда трудно. С чего бы я ни начал, что-то должно послужить началом. Тебя так долго не было. Тем не менее если нужно назвать нечто единственное, так пусть это будет «трон». Ну вот. Я сказал. Понимаешь, мы думали о возможности пленить его. Все произошло как раз после твоего исчезновения и некоторым образом, полагаю, было им спровоцировано. Папа заподозрил, что тебя умертвил Эрик. Но улик не было. Мы, однако, старались развить эту идею — слово здесь, слово там, то и дело. Шли годы, ты был недоступен, и все больше и больше казалось, что ты и вправду умер. Папа поглядывал на Эрика с растущим неодобрением. А однажды вечером, после обсуждения, когда я затронул абсолютно нейтральную тему, — большинство присутствовало за столом, — Папа сказал, что ни один братоубийца никогда не займет трон, и посмотрел на Эрика. Ты знаешь, как убийственно красноречив Папин взгляд. Эрик расцвел, как закат, и долго кусок не лез ему в горло. Но потом Папа двинул все гораздо дальше, чем любой из нас ожидал или желал. Буду справедлив, я не знаю, говорил ли он исключительно для того, чтобы дать волю чувствам, или на самом деле имел в виду то, о чем вещал. Но он сказал нам, что более чем наполовину склонил свой выбор о наследнике в твою пользу, так что любое несчастье, какое бы там ни случилось с тобой, он принимает весьма лично. Он никогда не сказал бы этого, если б не был убежден в твоей смерти. В течение последующего месяца мы воздвигли тебе кенотаф, чтобы придать некую значимость этому убеждению, и лишний раз удостоверились, что никто не забыл чувств Папы к Эрику. Ну а пока тебя не было, Эрик, как мы предполагали, старательно рвался к трону.

— Мы! Кто еще?

— Терпение, Корвин. Последовательность и порядок, время и напряжение! Акцент, эмфаза… Слушай, — Брэнд взял еще одну сигарету, прикурил ее от окурка, ткнул тлеющим кончиком в воздух. — Следующий шаг потребовал того, чтобы Папа убрался из Янтаря. Это была самая критическая и опасная часть дела, и здесь наши мнения разделились. Мне не нравилась идея союза с силой, которую я не понимал полностью, особенно с той, что обретала хоть какую-то власть над нами. Использование теней — это одно; а позволить им использовать тебя — скверная задумка, какие бы обстоятельства при этом ни сложились. Я спорил, но большинство думало иначе.

Он улыбнулся.

— Два к одному. Да, нас было трое. Затем мы взялись за дело. Была расставлена ловушка, и Папа заглотнул наживку…

— Он еще жив? — спросил я.

— Не знаю, — сказал Брэнд. — Впоследствии все пошло наперекосяк, а затем меня обеспокоили собственные трудности. Хотя после Папиного отъезда нашим следующим ходом должно было стать усиление нашего положения, пришлось выждать приличествующее время для того, чтобы предположение о смерти укоренилось. В идеале, все, что нам требовалось, так это сотрудничество с еще одним человеком. Либо Кэйн, либо Джулиэн — не важно с кем. Видишь ли, Блейс уже ушел в Тень и собирал крупные военные силы…

— Блейс! Он был одним из вас?

— Именно. Мы предназначали его для трона… с крепкими ниточками в руках, конечно, так чтобы составить триумвират de facto.[31] Итак, как я сказал, он ушел набирать войска. Мы надеялись на бескровный переворот, но нам пришлось подготовиться и к событиям, когда, чтобы выиграть наше дело, слов оказалось бы недостаточно. Если б Джулиэн дал нам пройти по суше или Кэйн — по волнам, мы смогли бы провести войска, управиться быстро, и поле боя осталось бы за нами, будь в том необходимость. К несчастью, я выбрал не того человека. По моей оценке, в вопросах коррупции Кэйн должен был дать фору Джулиэну. Итак, со всей мерой деликатности я просветил Кэйна по нашему вопросу. Вначале он вроде как захотел сыграть. Но потом либо передумал, либо с самого начала очень искусно обдурил меня. Естественно, я предпочитаю склоняться к мысли, что из двух зол случилось первое. Как бы там ни было, в какой-то момент он пришел к выводу, что получит большую прибыль, поддержав заявку противной стороны. А именно — Эрика. Тогда надежды Эрика были несколько порушены отношением Папы… но Папа исчез, а наш преднамеренный ход дал Эрику шанс действовать в роли защитника трона. К несчастью для нас, подобная диспозиция сразу ставила его практически на один шаг от трона. Чтобы ухудшить наши дела, Джулиэн вместе с Кэйном привели свои войска к присяге на верность Эрику, как защитнику, конечно. Таким образом сложилось еще одно трио. Так что Эрик публично поклялся защищать трон, и в связи с этим обрисовались линии событий. И в это время я, естественно, оказался в несколько затруднительном положении. Я стал для них главной угрозой, так как они не знали, кто мои сотоварищи. Но тем не менее они не могли ни засадить меня под замок, ни пытать, поскольку я тут же козырнулся бы из их рук. А если б им захотелось убить меня, то достаточно немного ума, чтобы понять: так они вполне могут оказаться под угрозой репрессий со стороны неизвестной им группировки. Итак, дело на время зашло в тупик. К тому же они видели, что я больше не мог выступать против них прямо. Они держали меня под плотным наблюдением. Итак, намечался еще один, более окольный маршрут. И вновь я не согласился, и вновь проиграл, да еще как: два к одному. Мы собирались задействовать те же силы, какие вызвали, чтобы управиться с Папой, но на этот раз в целях дискредитации Эрика. Если б работа по защите Янтаря, взятая столь самонадеянно, оказалась для Эрика непосильной, а Блейс затем вышел бы на сцену и выправил ситуацию, почему бы Блейсу не заполучить поддержку народа, когда он примет роль защитника на себя и — в подходящий момент — возжаждет верховной власти во славу Янтаря.