Стэн Николс - Магия цвета ртути

— Говоря по-простому — к Сопротивлению, — шепнул патриций.

— В соответствии с требованиями закона обвинение оглашается публично, и все вы призываетесь стать свидетелями того, как вершится правосудие. Степень виновности каждого из них будет определена на ваших глазах, и, если они не смогут оправдаться, пусть их участь послужит примером для иных бунтовщиков. Обвиняемые должны быть подвергнуты испытанию. Боги, храните принца!

Толпа отреагировала на это без воодушевления. Послышались даже крики протеста, после чего стражники и паладины принялись внимательно высматривать недовольных.

— А что за испытание? — осведомился Куч.

— Им предстоит пройти через испытание магией, — пояснил Карр. — Если они выдержат его, то отделаются заточением или ссылкой. В противном случае их ждет смерть.

— Как же так, ведь если их виновность не будет доказана...

— В глазах государства они уже виновны, и это испытание проводится не ради установления истины, а в назидание остальным.

— Это злоупотребление нашим ремеслом! — возмутился Куч. — Почему их не судят, как положено, с защитниками и вызовом свидетелей?

— Такие привилегии касаются только властвующих, — пояснил Карр, — хотя скорее адский огонь погаснет, чем хоть один из них предстанет перед судом. Для простых смертных суд существует только такой — скорый и неправый.

Тем временем чиновник подал сигнал к началу испытания, и чародей начал декламировать заклинания из толстой книги, которую держал перед ним раскрытой его прислужник. Магические уста на сей раз безмолвствовали, так что текст заклятия остался для собравшихся тайной.

Затем, с интервалом в доли секунды, произошло несколько ослепительных вспышек, и на помосте появились три вращающихся облака. Народ ахнул. Облака, по мере замедления вращения, уплотнялись, обретая вещественность и очертания.

Три идентичных фантома — рослые, с мраморной кожей женщины в ниспадавших до пола белых шелковых одеяниях, золотыми нитями в волосах и с лавровыми венками на головах — встали в ряд перед первым из осужденных.

— Узрите воплощение высшей справедливости! — напыщенно возгласил судейский чиновник посредством магических уст. — Одна из них держит ключ к милосердию, две другие — вестницы кары. В твоем распоряжении, — он повернулся к первому человеку в цепях, — двадцать ударов барабана. Сделай свой выбор, от которого зависит твоя участь. Раз, два, три! Испытание начинается.

Невидимый барабан равномерно, словно бьющееся сердце, начал отмеривать удары. Взгляд обвиняемого нервно перебегал с одного неподвижного фантома на другой. Из толпы, до сих пор хранившей молчание, послышались выкрики: люди старались подсказать несчастному решение, которое казалось им верным.

Заметив, что лицо Кэлдасона исказилось от гнева, а рука сжала рукоять меча с такой силой, что побелели костяшки, Карр предостерегающе коснулся его локтя.

— Не надо, мой друг. Риск слишком велик, даже для тебя.

Квалочианец бросил на него гневный взгляд.

— Подумай о парнишке, — добавил патриций. Рит, отрезвев, неохотно убрал руку с меча и внимательно посмотрел на Куча. Тот не сводил глаз с происходящего на помосте и, словно в полузабытьи, бормотал:

— Вторую... выбери вторую. Неожиданно барабанный бой стих. В тот же миг смолкла и толпа.

— Итак, каков твой выбор? — спросил чиновник через магические уста.

Нерешительный ответ узника слышен не был, но волшебный рот тут же громогласно возгласил:

— Третья! Он выбрал третью!

Кто-то, видимо согласный с этим решением, одобрительно закричал, кто-то разочарованно вздыхал, но реакцией большинства было молчание.

— Нет, надо было выбирать вторую! — тихо простонал Куч. — Вторую!

— Итак, выбор сделан. Пусть названная проявит себя.

Третья фигура выплыла вперед и по жесту чародея начала преображение. Она снова обернулась изумрудным вихрем, который спустя несколько секунд уплотнился, но уже в совершенно ином обличье.

Толпа взревела: немногочисленные возгласы одобрения тонули в криках негодования и гнева.

Теперь иллюзорная фигура была облачена в лохмотья, листья лавра в венке завяли, волосы поредели и поседели. Плоть с рук спала, обнажив кости, а вместо благородного величественного лица темнели глазницы и блестел выбеленный оскал. Так ухмылялась смерть.

— Итак, виновность подтверждена. Приговор вынесен и в соответствии с полномочиями, предоставленными настоящему трибуналу, будет незамедлительно приведен в исполнение.

Дальнейшее, хотя и выглядело жестоко, было произведено так быстро, что явилось своего рода актом милосердия. Мускулистый боец приблизился к узнику, взмахнул блеснувшим на солнце двуручным мечом, и голова приговоренного покатилась по помосту, остановившись у самого края. Тело обвисло на цепях, из обрубка шеи, забрызгав другого закованного в кандалы несчастного, фонтаном ударила кровь.

Толпа заволновалась. Со стороны навеса для почетных зрителей послышались редкие аплодисменты.

Куч отвернулся от помоста и непроизвольно, по-детски уткнулся лицом в плечо Кэлдасона. Растерянный воин неуклюже обнял его, стараясь успокоить. Некоторое время все молчали, потом Карр осторожно поинтересовался:

— Откуда ты узнал? Я имею в виду, относительно второй фигуры. Ты говорил с такой уверенностью, словно это не простая догадка.

— Это и не догадка, — мрачно отозвался Куч, с расстроенным видом высвободившись из покровительственных объятий. — Магия у них, конечно, качественная, дорогостоящая, так что сразу разобраться трудно. Но возможно.

Он пожал плечами.

— Видно, не зря наставник со мной возился.

— Пошли-ка отсюда, — предложил Кэлдасон. Пока они проталкивались сквозь запрудившую площадь толпу, вновь зазвучал рог, возвещая о следующем испытании. Народ качнулся к помосту, и им пришлось задержаться.

Новые фантомы отличались от предыдущих: это были мужчины в белых тогах с длинными черными волосами и без повязок на глазах — очевидно, потому, что ни глаз, ни даже глазниц у них не имелось, лишь гладкая белая кожа.

Уста возвестили второе испытание, барабан начал выбивать скорую дробь, однако второй осужденный отказался действовать по сценарию своих палачей. Он принялся кричать, причем так громко, что некоторые его слова — «свобода» или «да здравствует» — были слышны почти всей площади.

— Виновен! — прогудели уста, и тот же двуручный меч снова сверкнул на солнце. Правда, на сей раз палачу пришлось нанести два удара.

— Нам лучше уйти, — тихо промолвил Карр. Впрочем, начинала расходиться и толпа, так что их уход едва ли привлек бы чье-либо внимание.