Карина Демина - Наша светлость

Она вообще жуть до чего трусливая.

Пауков боится. И мышей. А тут — целая гиена.

— Мне было стыдно, но… я не мог там оставаться. Он бы снова меня отправил.

— Почему его не судили?

И почему не нашлось никого, кто остановил бы… это же неправильно, когда такой человек остается безнаказанным.

— За что? — Гавин глядел с грустью. — Я ведь целый. Ни царапины даже. Он так папе и ответил. А если я боюсь животных, то значит — трус и толка с меня не выйдет. И что я, наверное, даже не Деграс… что только ублюдки и рабы настолько трусливы. Папа очень разозлился.

И отдал Гавина в оруженосцы Их Сиятельству. Тан не обижает Гавина. Если бы обижал, Гавин не стал бы так его хвалить. И говорил бы совсем иначе.

— Почему ты мне раньше не сказал? Про… Монфора.

Наверное, потому что у Гавина были сестры, и он их любит также, как Тисса любит Долэг.

— Ты бы мне не поверила.

Пожалуй, что так. И Тиссе стыдно. Ну почему она такая наивная?

— Не расстраивайся, — Гавин раскрыл страницу со странствующим паладином. — Я тоже сначала не верил, что Гийом такой. Думал, что пугают на новенького… а они всерьез.

Зверь был нарисован с удивительной точностью. Он был именно таким, каким его Тисса запомнила. Огромным, ужасающим мощью и в то же время беззащитным. Тогда паладин смотрел на Тиссу, а она — на него, умоляя не трогать ее. Как будто бы зверю была интересна бестолковая девчонка.

Следующее здание было куда менее роскошным, без колонн, быков и даже лестницы. Сложенное из красного кирпича, оно выделялось ярким пятном на фоне окружавших его бело-желтых строений. Двускатная крыша со шпилем. Тяжелый флюгер, уверенно развернувшийся к морю, и флагшток с золотым полотнищем.

— Посольский ряд, — сказал дядюшка Магнус и сморщился. — Был когда-то. Когда мой братец еще не разогнал послов… хорошее было место.

Он затряс головой, точно пытаясь избавиться от чего-то, мне не видимого.

— Не помню! — рявкнул и ударил клюкой по камню. — Когда — не помню…

— Здесь тоже будет лечебница? — я взяла дядюшку за руку, честно говоря, испугалась, что ему станет дурно.

— Что? Лечебница? Хорошее дело… да, лечебница. Как это я запамятовал?

Вот что мне не понравилось, так это пристальный взгляд Сержанта. Какой-то настороженный, если не сказать — взведенный.

Снова секреты?

— Три этажа… и подвалы хорошие. Есть у меня человечек, которого сильно совесть мучает. Поспособствует он хорошему делу.

Магнус потер руки и огладил бородку, возвращаясь в купеческое обличье.

— Видишь, ласточка моя, и вор может быть полезен… если найти подход к человеку.

Надеюсь, мне не придется использовать дядюшкины методы.

— Тут раньше тополя росли… белые… — дядюшка все-таки обернулся. — И шелковица… вкусные ягоды были. Куда подевалась?

— Спилили, — нарушил молчание Сержант. — Вы спилили.

— Да? Не помню. Надо посадить… чтоб как раньше.

Мы свернули на улицу Бондарей, где воздух был сладким на вкус, а мед продавали в крохотных глиняных туесочках, предлагая пробовать — липовый, цветочный, горчишный и донниковый, черничный и валериановый, над покупкой которого Наша Светлость всерьез задумались: нервы от этой жизни скоро ни к черту станут. А нам уже совали на деревянных палочках ежевичный мед, прозрачный, как свежерасплавленный воск, и желтовато-мутный кенафовый, розоватый клеверный и почти красный — мятный.

И дядюшка самозабвенно пробовал, окончательно позабыв о случившемся у здания посольства — Нашей Светлости все-таки надо выяснить, что здесь произошло и куда теперь послы подевались, а также не связано ли их исчезновение с той неуверенностью, которую испытывает Кайя перед другими протекторами.

— Это было смутное время, — Сержант держался рядом, напрочь игнорируя зазывал. — Но он должен был помнить. И я должен был помнить.

— Ты же помнишь.

— Про то, что было — да. Но когда увидел. А про то, что есть посольство — нет. У меня хорошая память, леди. Я не забываю важных вещей.

В сутолоке на меня наткнулся мальчишка, который тут же был пойман Сержантом за шиворот и выдворен прочь.

— У вас же не было с собой ничего ценного? — поинтересовался мой охранник.

Как-то определенно разонравилось ему это место.

Самая большая ценность моя — тамга, которая куда удобней кольца. Да и снять ее вряд ли получится. Но в карманы я полезла скорее по привычке, чтобы вытащить желтую бумажку.

— Вам не стоит это читать.

Спасибо за предупреждение, оно запоздало — я уже зацепилась за первые строки.

О да… вот так неожиданно и узнаешь о себе много нового.

Наша Светлость глубоко безнравственны и циничны… развратны… не сказать больше, хотя автор этого текста определенно не стеснялся в выборе слов, описывая то, как весело я провожу время в отсутствие супруга. Ему, бедному, тяжело вдали от устраиваемых мною оргий, в которых принимает участие весь двор. Еще немного страсти в эти слова, и я поверю, что Кайя сбежал на войну, дабы избежать потери нравственности.

Он — персонаж положительный. О благе народа радеет.

А Наша Светлость радеть мешают. Отвлекают оргиями. Тратятся бездумно на наряды. И вообще живут в роскоши, когда честные люди голодают…

Спокойно, Изольда.

Скушай меду валерьянового. И лучше — пустырникового. Расслабься, вдохни глубоко и прикуси язык. Леди не ругаются матом.

Я сложила бумажку и спрятала в карман.

— Выкиньте, — посоветовал Сержант.

Ну уж нет. Подобными образчиками эпистолярного жанра не разбрасываются. Перечитаем на досуге и подумаем, кто это меня так сильно любит. И ладно бы только меня — список был бы внушителен — но пасквиль направлен против всех.

Чуется за ним мне этакий призыв к равенству и братству.

А еще закрадывается подозрение, что бумажки эти ходят давненько… уж не за них ли Кайя типографию сжег? Если так, то правильно сделал.

— Дорогой батюшка, — злость позволила Нашей Светлость остаться в образе. — Скажи-ка, что ты знаешь об этом?

Я продемонстрировала бумажку и получила удовольствие лицезреть другое лицо Магнуса. Честно говоря, с трудом не отшатнулась.

— Свеженькое, — сказал он, пробежавшись по тексту. — Но ничего нового. Слова другие, а смысл тот же. Не бери в голову.

О да, меня тут во всех грехах обвиняют, за исключением разве что каннибализма и некрофилии, а мне в голову не брать?

— Этим занимаюсь я. И Урфин.

— Получается?

— С переменным успехом. Ласточка моя, эти бумажки — лишь инструмент. Мы ищем человека, который этот инструмент использует… этот человек живет в Замке. И находится рядом с тобой.