Маргит Сандему - Тайна

— Да, точно! Но что он здесь делал?

— Важнее другое: как он сюда смог попасть?

Тогда Элизабет передала ему содержание их разговора с доктором Хансеном в экипаже. О совершенной им и Карин поездке в Лекенес. Об экипаже, который преследовал их до самого города.

Вемунд на глазах побледнел.

— Нельзя больше допускать поездок Карин в это место! Наша вина в том, что мы не предупредили остальных об этом. Но если они вышли из экипажа в том месте, которое описал доктор, их из окон Лекенеса увидеть было невозможно. Да и как кто-то мог узнать Карин с такого расстояния и спустя так много лет? Можно с большим основанием допустить, что экипаж преследовал именно Мандруп Свендсен, чтобы узнать, кто же останавливался у ворот. Думаю, что сегодня вечером он следил за мной. О Карин он едва ли знает.

— За тобой? Но почему? — резко спросила Элизабет.

Вемунд оторвал взгляд от клочка материи, и ее сердце забилось сильнее. Лишь из-за того, что он на нее смотрел!

«Я совсем спятила, — подумала она. — А что, разве не так ведут себя, когда влюбляются?»

Вемунд ответил ей, причем казалось, что он не обратил внимания на ее безоглядное обожание.

— Потому что он старается раскопать что-нибудь скандальное обо мне и о моей нравственности. Он сейчас закусил удила и пустился во все тяжкие.

— А зачем?

— Когда ты была в отъезде, я проверил счета компании. И что я обнаружил, не хочу об этом даже говорить. Я был слишком беспечным в отношении того, что происходило в конторе. Но сегодня я заявил на него властям.

— Поэтому он сейчас ищет пищу для пикантного скандала о твоей содержанке? Чтобы поколебать доверие к тебе?

— Вероятно.

— Вемунд, а он не может решиться на более энергичный поступок?

Он почувствовал в ее голосе тревогу.

— Ты имеешь в виду избавление от обременительного компаньона? Пусть попробует. Но не раньше, чем Карин и Лиллебрур будут в безопасности.

Элизабет стала колотить кулачками в его грудь.

— Ты не должен так говорить, ведь я тебя об этом уже предупреждала! Неужели тебе все равно, что ты сделаешь несчастной меня? Разве только эти двое что-то для тебя значат?

Вемунд схватил ее за руки. Он стал очень серьезным, его глаза опечалились. Он был полон тоски.

Но прежде чем он успел что-либо сказать, их позвали сверху. Они поднялись к переполошившимся дамам, которых доктору удалось, однако, несколько успокоить.

— Госпожа Воген, — обратился Вемунд. — Вам удалось разглядеть мужчину?

— Я увидела только уставившиеся глаза. И круглое лицо.

— Кого из нас он мог видеть?

— Щелка была довольно узкой, — сказала она, колеблясь. — Так что он вряд ли смог увидеть кого-нибудь, кроме меня. Ну, и, быть может, госпожу Окерстрем.

Доктор Хансен кивнул головой.

— Все сходится. Госпожа Карин и господин Вемунд сидели спиной к тому окну. А госпожа Элизабет и я сидели слишком далеко к краю.

— А не мог ли он слышать наши голоса? — спросила Элизабет.

— Нет, у этого дома солидные стены и двойные окна, — ответил Вемунд.

— Во всяком случае, сегодня я опасаюсь возвращаться домой, — дрожа от страха, промолвила госпожа Окерстрем.

Решили, что доктор Хансен отвезет ее домой. Вемунд останется на эту ночь с женщинами в доме. Госпожа Воген постелила ему на диване в гостиной. Наконец, все почувствовали себя в безопасности.

Элизабет запретила ему возвращаться домой через лес. Такая забота тронула его.

Странное это ощущение, когда ты знаешь, что он лежит в гостиной. Элизабет было трудно заснуть лишь по этой причине. Если бы в доме не было столько народу, она, возможно, пробралась бы в гостиную и села бы на край его кровати.

Разумеется, только для того, чтобы поговорить!

Вемунду было гораздо хуже. Он ворочался с боку на бок на слишком коротком диване и жалел, что у него не было хоть немного водки. Но он не пил с тех пор, как Элизабет застала его пьяным, и он не собирался больше пить. С этой вредной привычкой было покончено. Ведь горе в водке не утопишь — наутро оно такое же большое, а ты, кроме того, паршиво себя чувствуешь.

Чтобы только его ночью не душили собственные кошмары!

«Что мне делать? — думал он, лежа с открытыми глазами, уставившись в потолок. — Я знал точно, что мне делать — помочь Лиллебруру и Карин надежно устроиться в жизни и самому загасить свою свечу. Освободиться от того кошмара, который гложет меня и вызывает тошноту. Но теперь…»

Он устало перевернулся на другой бок, издав приглушенный стон.

«Лиллебрур… Элизабет подходит Лиллебруру, нет сомнений. Ему нужна рядом сильная и самостоятельная женщина. Ему это необходимо. Он должен уехать. Элизабет сможет сделать из него то, чего никогда не удавалось сделать из него мне, — сильную личность, волевого мужчину. Лиллебрур… За которым я присматривал, когда мы были маленькими. Помогал ему во всем, покрывал его бездумные проступки. Мы были братья не разлей вода — он и я. Как часто мы ходили вместе, его рука в моей, он задает массу вопросов и трещит без умолку. Я должен был всегда принимать на себя самый тяжелый удар, когда он совершал какие-нибудь дикие поступки. Я должен был стараться сделать из беспокойного избалованного мальчика решительную и уверенную личность. Когда-то нас балуют. А потом нас забывают.

Лиллебрур, который плакал из-за того, что его не взяли с собой покататься в лодке. Лиллебрур, который учился спустя рукава в школе. Который соблазнил одну из служанок, хотя она была еще ребенком. Все это я должен был покрывать.

Теперь мне опять нужно ему помочь. В сложнейшей дилемме в нашей жизни. Но он ни о чем не должен знать.

О Боже, что мне делать? Лишь несколько дней назад единственное, что меня привлекало, была смерть. А теперь я пообещал Лиллебруру отдать… Нет, я этого не вынесу!

Я желаю ему только добра. Но он не может забрать у меня единственное, что я когда-либо желал иметь! Я не хочу умирать, не сейчас, но я должен! Потому что я не могу избавиться от мысли о своей вине.

А если Карин выздоровеет?

Вот тогда, действительно, чертям станет жарко!» Вемунд вскочил с дивана и быстро подошел к двери в комнату Элизабет. «Хоть единственный раз с той, которую я желаю больше всего! Она мне как сестра-близнец — настолько мы похожи душами и характерами. Единственный раз — и после этого я могу умереть».

Он остановился, держа руку на дверной ручке. «Нет! Так плохо я не могу им сделать им, тем, которых я люблю больше всех! Я должен оставаться в стороне. Должен убраться. Ради них и ради самого себя.

Но сначала мне необходимо уладить еще один вопрос, касающийся Мандрупа и его странных манипуляций с кассой компании. Я уже обратился к властям, поэтому пока я не могу исчезнуть».