Александр Прозоров - Конец пути

Сардар же суетливо бегал между собранными в центре комнаты скамейками с накидками из тонко выделанных соболей:

— Вот, тут восемь комнат разных. Тут постель большая и мягкая, вот комната небольшая, для слуг очень удобная. Вот здесь одеваться удобно, вещи свои сложить. Вот для омовения комната обширная, пол от общей печи подогревается, и вода завсегда теплая…

— Свечи или факела есть у вас?

— … здесь же и с делами естественными управиться приятно. А коли дела какие решать, то сюда письменные приборы принести укажу…

Олег подошел к одному из зеркал, качнул — они, оказывается, крепились на веревках — и повернул лицевой стороной в угол. Как ни странно, солнечный свет не погас. Значит, светили священные порождения Раджафа не отраженным светом, падающим через специальные отверстия, а каким-то иным способом. Впрочем, а откуда бы иначе взялась архитектура, строящая многоэтажные дома, не предусматривая окон? Такое можно учудить только при наличии источника яркого искусственного света. Недаром нигде в мире таких городов больше не строили… Впрочем, теперь это неважно. Если Ксандр не ошибся, пролезть через направленное в стену зеркало великий Раджаф не сможет, увидеть что-либо — тоже. Ну и пусть тогда сияет.

— Здесь пахнет женщинами, — перебил сардара ведун. — Куда они все делись?

— Это были девственницы великого Раджафа, господин, — после короткой запинки признал Ахтой Бао. — Мудрейший из правителей сказал, что они ему не нужны… Тебе не нравится запах женщин, господин?

— Отчего, нравится, — рассмеялся Середин. — Но аскетизм мудрого Аркаима меня всегда… восхищал.

— Я отведу твою рабыню на женскую половину дома, господин.

— Нет! — попятилась Урсула. — Господин, я никуда не пойду! Я не хочу! Скажи ему, я не пойду.

— Ее всего лишь приведут в порядок, причешут, умастят, переоденут и предоставят по первому твоему желанию, господин, — непонимающе приподнял брови Ахтой Бао. — Ее разгорячат и разотрут мятным настоем или чабрецом. Она будет приятна на вкус и аромат и не станет мешаться в мужских делах.

Олег покосился на невольницу.

— Нет! Нет, господин. Я твоя. А они со мной чего-нибудь сделают. И я стану младшей женщиной, я же знаю! Они станут играть мной и приучать к новым ласкам.

— Женщина должна познавать ласки, — подтвердил ее слова сардар. — Только так она сможет доставлять хозяину наибольшее удовольствие.

— Оставь меня при себе, господин! Разве я не ласкова с тобой? Разве я плохо пахну?

Олег повернул к ней голову, и Урсула тут же поправилась:

— Я сейчас помоюсь. И умащусь. Эй, ты! Принеси мне ароматические масла и мочало. Я сама составлю смесь, что приятна моему господину!

— Я всего лишь хотел заглянуть в твои глаза, девочка, — успокоил ее Середин. — Ступай, верховный сардар Ахтой Бао. Я, знаешь ли, тоже аскет. Привык иметь только одну женщину и всегда рядом с собой.

— Как прикажешь, господин, — склонил голову сардар.

— Но это еще не значит, что мы отказываемся от еды, Ахтой Бао, — напомнил щекастому бородачу Олег. — В этом наши с правителем привычки расходятся.

— Я понял, господин, — опять поклонился сановник и, поманив за собой Любовода, покинул помещение бывшего гарема. Или, скорее, одного из помещений гарема: слишком уж мала комнатушка для хранения всех сладостей правителя. Несолидно. Таких должно быть не меньше десятка.

— Непонятно только, зачем они были нужны хозяину, — вздохнул Олег, снял пояс, глянул в помывочную и бросил оружие туда, вниз. Таковы уж законы времени: можно остаться без трусов, но без сабли — ни в коем случае. — Глядя на аскетизм нашего мудрого Аркаима, я так понял, что ни еда, ни питье, ни женщины ему не нужны. Раджаф, скорее всего, точно такой же по потребностям. Зачем же ему гарем?

— Ну что ты, господин? — удивилась невольница и тоже начала раздеваться. — Почти все мужи, даже утратив мужскую силу, все едино к женским сладостям тянутся, к ласкам их, к прелестям.

— Надеюсь, ко мне это относиться не будет. — Он содрал с себя одежду, кинул на пол ближе к дверям и спрыгнул вниз.

Пол из мореного дуба и вправду оказался теплым, в щели между досками струился настоящий жар, стены были темно-коричневые, осиновые, без всякой обивки. Водопровода, увы, не имелось — после всего увиденного в Каиме Олег подобному удобству уже ничуть бы не удивился. Вода стояла в единственном большом медном котле ведер на десять. Жар согрел ее до температуры тела — и ни подогреть, ни разбавить. В общем, помыться можно, попариться — нет.

В отдельном дубовом ковшике нашелся заваренный щелок с множеством черных шевелящихся точечек, похожих на жучков, что стремятся выбраться из воды на свободу. На самом деле это были, конечно, мелкие недогоревшие угольки, закручиваемые теплом — но все равно выглядели как живые.

— Ладно, куда деваться, — пожал плечами Середин, запустил руки в котел и принялся плескать воду себе на плечи, грудь, на волосы. Затем прямо из ковша ливанул на голову щелок, запустил в волосы пальцы, принялся хорошенько его размыливать. Получалось плохо, но выбирать было не из чего.

— Ромашки зря не добавили, — отметил он. — Не так часто я моюсь последнее время, а волосам полезно.

Ведун полил немного воды на голову, смывая грязь, снова взял щелока, помылся еще раз.

— И на мочалке сардар все же сэкономил. Урсула, хоть ноготками, что ли, спину мне пошкурь. А то как бы грязь от воды не слежалась.

Девушка не отозвалась, но Середин ощутил, как по коже щекотно заскребли острые коготки.

— Ой, хорошо как. Пожалуй, лучше мочала будет. Давай еще…

Все бы хорошо — но не было того жара, который выбивал через поры пот, вычищая кожу от грязи, тело от болезни, а душу от усталости. Так, ополоснуться — и все… Что он и сделал, поплескав на себя тепленькой водички.

— Мой господин… А ты мне спину поскребешь?

— Давай, куда деваться, раз в руки гаремные не отпустил, — усмехнулся Олег.

— Угу.

Урсула плеснула себе на спину щелока, повернулась к нему спиной, оперлась на край котла, наклонилась вперед, ожидая прикосновения. Ведун пару раз провел руками ей по спине. Прошедшие в непрерывном движении последние недели начисто съели жирок, накопленный рабыней за время отдыха во дворце Аркаима, однако угловатой и сухонькой она снова не стала.

Смуглая, несмотря на холодное время и теплые одеяния, кожа с белесым пушком вдоль хребта, частой стежкой проступают позвонки. Четкий силуэт, сжимающийся от нижних ребер к талии и тут же расходящийся к широким бедрам. Сдвоенные бугорки, похожие на сжатые корсетом груди, слегка расставленные ноги…