Олег Борисов - Палач

– Обычно я думаю, что зря. Но жизнь как-то странно устроена. Потому что проходит день-два, и оказывается, что Шольц был прав, а я опять идиотом выгляжу, – вздохнул Клаккер, убирая в сторону стопку. – Ух, червячка заморил, можно и на боковую.

– Можно, хорошо посидели… А по нашим проблемам что думаешь?

Палач посмотрел на пляшущий огонек свечи и протянул, не спеша делиться сокровенным:

– Если мой опыт не врет, то завтра к вечеру мы все хвосты в один узел свяжем. Но торопиться пока не будем, хочется мне среди людей потолкаться, послушать. Есть несколько вещей, которые кажутся простыми, но явно двойное дно где-то спрятано. Вот и попробуем всем миром разобраться…

Уже ближе к полуночи, когда хозяева собирались спать, верная подруга жизни тихо спросила мужа, убирая котелок в печь:

– Густав, как дела? Бабы сегодня мне разве что вслед не плевали. Люди не просто испуганы, люди злы на тебя, что защитить не можешь.

– Люди нашли крайнего, – скривился полицейский, помогая жене прибрать на кухне. – Не я, так другой бы под руку подвернулся. Сама подумай – восемь покойников и зверь в лесу. Кто угодно с катушек съедет. Не сможем в ближайшие выходные проблему решить, запросто огненного петуха пустят. От безысходности.

– А молодой, которого Шольц прислал? Он сдюжит? Странный какой-то. Больше на бандюгана с тракта похож, чем на полицейского.

– Сдюжит… Я с ним в бане парился, на парне живого места нет. Столько раз его нечисть рвала, не сосчитать… Хоть и сам себе на уме, но в Городе на хорошем счету, в письме просто сказано: «Спустить с поводка, любой клубок размотает и глотки за сельчан порвет». Вот завтра и посмотрим, как он горазд за нас грудью встать. Сам говорит, что к вечеру все решится…

У отца Якова, в пристройке рядом с церковью, было не протолкнуться. Завтра на службу и так приедут стар и млад, но сегодня на публичные чаепития собралось народу ничуть не меньше. Слухи, что из Города по просьбе обер-акка прислали специально обученного охотника на нежить, успели добраться до самых дальних хуторов, и полюбоваться на диковинку съехались семьи со всей округи.

Клаккер с утра успел перезнакомиться со всеми, кто не стеснялся пожать протянутую руку, шутил и балагурил, пускал солнечные зайчики очками шлемофона. Детишкам уже в который раз демонстрировал огромный тесак и крохотную алебарду, подвешенные на широкий пояс. Мужиков поразил познаниями в местных ценах на корма и телят, а женщинам пообещал, что как надумает жениться – так обязательно приедет сюда. Потому что городские красавицы супротив местных – даже рядом не стоят.

Еще на рассвете, когда первые селяне начали стекаться к церкви, палач завербовал в ординарцы худого молодого мужчину, косившего на один глаз, – помощника местного церковного служителя. И теперь, в случае необходимости, лишь спрашивал у того, скользившего тенью следом:

– Сат, мы завтра селян от нежити прикроем? Чтобы служба без проблем прошла? Во, Сат подтверждает – прикроем, все будет хорошо! Сат у вас – боец, с его помощью и божьим благословением – любую проблему решим…

Поболтавшись с утра рядом с толпой, господин Рамп успокоился и подался домой: гостя бить не собирались, наоборот, были рады видеть и пытались затерроризировать вопросами обо всем на свете. Уже перед тем, как слинять, полицейский был остановлен палачом и выслушал необычную просьбу:

– Густав, ты ведь после обеда на чаепитие придешь? Хорошо. Если нетрудно – надень форму. Чтобы при параде. И револьвер возьми, который в простенке висит. Знатный револьвер, можно медведя свалить.

– Револьвер – понятно, зверя будем бить. А форму-то к чему?

– Прошу. Потом объясню…

И уже к четырем часам дня обер-акк думал, что одними объяснениями охотник не отделается. Перешитая несколько раз форма сидела ладно, нигде не давила, но полицейский ощущал себя идиотом, ловя удивленные взгляды односельчан. Правда, потом кто-то «догадался» и озвучил, что это положено по правилам: официально встречать коллег из Города, – но чувство неловкости так и не прошло.

Выбравшись из-за стола, где допивали всем миром уже пятый огромный самовар, Клаккер пробрался к доске, на которой висели крохотные фотографии прихожан. Отец Яков не чурался прогресса и пытался вести собственную историю местных земель. Покосившись на мрачно застывшего рядом Рампа, палач попросил:

– Опиши словами, кто здесь есть из погибших. Только пальцем не тыкай.

– Все тут, все восемь.

– Тогда давай, с первого… Так, справа в пиджаке, вижу… Второй…

Найдя все нужные лица, охотник еще раз пробежал глазами по фотографиям и удовлетворенно хмыкнул:

– Вот и второе дно открылось.

Полицейский обиделся:

– Думаешь, я не разглядывал? Каждого, каждого со всех сторон крутил. Нет между ними общего. Жили в разных местах, общих интересов – только что о погоде потолковать. Три мужика и пять женщин. И хоть бы как-нибудь пересекались.

– Есть общее, – не согласился палач, развернувшись на каблуках. – Просто у тебя глаз замылился, вот и не видишь… Давай, перед морозом еще по чашке выпьем и на улицу. Зверь рядом.

Рука непроизвольно дернулась к револьверу, но Рамп сдержался, краем глаза отметив медленно наползающие сумерки за окном.

– Может, пока воевать будем, двери закроем? А сюда свечей побольше, чтобы из угла какого зверюга не просочилась?

– Нет. Просто будь готов, а я людей выведу. Здесь драку начинать – запросто можно дров наломать. Поверь, в бумагах я полный профан, но никто лучше меня чужака не завалит. Пошли, надо заканчивать представление…

Став в центре круга, Клаккер весело прощался, размахивая руками:

– Завтра ждем в гости всех, всех и каждого! Друзей зовите, кто не смог сегодня подъехать! Все будет нормально, обещаю!

– Что, тварь-то уж убили, поди? – пробился сквозь гул чей-то тонкий голос.

– Сбежала тварь, как есть сбежала! – рассмеялся палач, поглядывая за спину полицейскому. – Как поняла, что морду свою под пули подставить придется, – так и рванула. Только кривыми лапами и успела снег загрести. Ап – и… Сзади!

Видимо, Шольц не зря давным-давно выбрал Густава Рампа учителем. Обер-акк среагировал автоматически, не задумываясь: присел с разворотом и разрядил револьвер в стоявшую позади фигуру. Толпа отпрянула прочь, а на белый снег медленно повалился Сат, пытаясь зажать дыру в животе.

– Молчать! – проревел громогласно Клаккер, сбивая крики. Шагнув вперед, опустил дробовик, убрав напряженный палец со спускового крючка.