Максим Шейко - Варвар из нашего города (Бродяга)

Бывает и по-другому. Семейная жизнь — штука сложная. Так что могут полукровке и на дверь указать — такая ситуация тоже не редкость. Тогда приходится крутиться, ища применение своим талантам, если таковые, конечно, имеются. Могу я сойти за такого неприкаянного? Да запросто! Причем в подавляющем большинстве случаев мне даже не придется особо расписывать свою биографию. «Бастард с севера» и всем все ясно. А выспрашивать подробности в таких случаях не принято, ибо может быть чревато. Происхождение — вещь такая… деликатная, тем более, если речь идет об особах благородных кровей. Я-то — ладно, бастард он и есть бастард, а вот мой гипотетический родитель мало ли кем оказаться может? Некоторые имена негоже произносить всуе, особенно в таком контексте. Так что к нежеланию распространяться на эту тему любой адекватный человек отнесется с пониманием.

В общем, мне остается только поблагодарить (про себя, естественно, а не вслух — нехрен его баловать) Ролло за столь удачную поправку к моей легенде. Кстати, о Ролло — лёгок на помине.

Попутчик, до сих пор молча взиравший на окрестные пейзажи, вдруг возжелал общения. Вообще-то поговорить он любит и, что куда важнее, умеет. Речь поставлена, за словом в карман не лезет, эрудиция так и прёт — интеллигент, одним словом. Я его болтливостью нагло пользуюсь, расширяя таким образом свои познания об этом мире. Но в этот раз Ролло нашёл уж больно неожиданную тему для разговора, заставившую меня мигом насторожиться. Оно и не удивительно, ведь разговор зашел как раз обо мне.

— Мечтаешь о карьере наемника?

Младший жрец роняет фразу равнодушно, даже не глядя в мою сторону, ответ явно известен ему заранее, но я все равно отвечаю, хотя и без особого энтузиазма.

— Угу.

— Капитан Морольт ле Драг*, первый меч империи — звучит!

Я кошусь на преувеличенно серьезную мину собеседника — издевается.

— Смейся-смейся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Красиво сказано, надо будет запомнить.

Ролло задумчиво улыбается, но тут же вновь возвращается к исходной теме разговора:

— Так что тебя тянет в свору?

Я нарочито небрежно хмыкаю:

— А что, по мне не видно? Некоторые люди говорили, что я буквально создан для этого…

Служитель Сатара кивает:

— Может и так, но я спросил не об этом. Что ТЕБЯ тянет в Гвинбранд?

Такой вопрос ставит в тупик. Что тут ответишь? Приходится пожать плечами, но Ролло такой ответ не устраивает, хотя и заставляет сменить тактику. Прервав свои назойливые расспросы, младший жрец начинает рассказывать, по ходу повествования подпуская в голос эпичности, отчего создается впечатление, что он цитирует какие-то древние и страшно официальные летописи.

— За невиданную стойкость, проявленную жителями и гарнизоном города при осаде во времена третьей Северной войны, Драгнир второй даровал Гвинбранду права вольного города. С тех пор город, стоявший на тогдашних северных рубежах империи, стал приютом вольных отрядов, притягивая к себе наемников со всех концов государства. Его не раз осаждали, город был опустошён черным мором и дважды большими пожарами, но ничто не смогло истребить неукротимый дух войны, принесенный солдатами удачи и впитавшийся, как повествуют заслуживающие доверия люди, побывавшие в сией цитадели буйства, доблести и порока, в сами камни Гвинбранда.

— Кстати!

Ролло обрывает свою «повесть временных лет» и его голос вновь звучит нормально:

— Знаешь, откуда пошла легенда о камнях, хранящих память наемных отрядов?

Я отрицательно мотаю головой.

— Дело было во времена Шестилетней войны. Когда герцоги и некоторые вольные города создали коалицию и выступили против Рейнара четвертого, Гвинбранд примкнул к ним. Правда, восставшим это не сильно помогло. Император войну выиграл, герцогов разбил, а Гвинбранд вынудил сдаться — впервые в истории, между прочим. В наказание за мятеж город был лишен своих вольностей. При этом, согласно высочайшему указу, гранитные плиты, вмурованные в стены городской ратуши, на которых были перечислены права и привилегии Гвинбранда и его жителей, а также их заслуги перед империей, выломали из стен и разбили на главной площади в присутствии всех магистратов и «лучших людей города».

Осколки гранита вместе с прочими камнями потом использовали как обычный булыжник, замостив часть центральной площади и «дорогу славы» — улицу, ведущую от ратуши до северных ворот. «Дабы каждый входящий в город попирал повергнутые в прах символы его непокорности и своеволия». Так оно, в общем-то, и шло года три или четыре, не помню точно. Ну, а потом Рейнар скончался, а его приемник, нуждаясь в деньгах на восстановление разоренной страны, за весьма приличную сумму вернул Гвинбранду все былые права и привилегии. Стены ратуши украсили новыми скрижалями, а обломки старых так и остались в брусчатке городских мостовых. Вот с тех пор и пошла легенда о том, что каждый булыжник в городе помнит о вольностях и доблести его жителей. Ну и о наемниках, конечно. Куда ж без них?

Некоторое время я перевариваю услышанное. Занятная история. Только вот при чем тут мое желание податься в наемники? Или…?

— Ну и к чему ты это рассказал?

— К тому, мой недоверчивый друг, что жизнь зачастую сильно отличается от легенд.

Я уже понял, куда клонит этот хитрожопый клирик, но облегчать ему задачу не собирался. Зачем? Время есть, послушать же умного человека всегда приятно. А иногда еще и полезно. Так что я демонстративно складываю руки на груди и устремляю на младшего служителя самый честный и требовательный взгляд, который удается состроить. Ролло некоторое время любуется этой пантомимой, затем вздыхает и принимается развивать свою мысль.

— Хороший наемник в хорошем отряде получает ежемесячно четыре талера серебром. Еще бывают премии от нанимателя или от командира — за особую доблесть. Но это, сам понимаешь, нечасто случается. Также есть возможность пограбить или помародерствовать, но такая удача выпадает далеко не всегда.

Ты — хороший солдат и можешь рассчитывать наняться в престижный отряд, причем сразу на полное жалование. Да, да, те самые четыре талера. Это неплохие деньги — столько зарабатывает преуспевающий ремесленник. Только вот сапожнику, плотнику или каменщику из этих денег нужно содержать семью, платить за дом и мастерскую, если она есть, покупать еду, дрова, подарки детям, наконец.

Наемник свободен, как ветер. Его семья — товарищи по строю. Командир для него и отец, и шериф, и сеньор, и сюзерен, и вся Великая Пятерка* разом. И свои четыре талера он может тратить, как ему заблагорассудится. О крове над головой и обо всем остальном позаботится капитан.