Цвета магии - Джесс Лебоу
Тёмные воды
Vance Moore
Тайва вышла из каменной хижины, ощутив всю свежесть и прохладу раннего утра. Она вытянулась и услышала хруст своих старых костей, залежавшихся на тончайшей подстилке, единственное, что спасало её ото сна на холодном каменном полу. Она крикнула через плечо скрипучим голосом, который звучал всё ужаснее с каждым годом. - Лория, я пошла проверять птиц.
Обычно Тайва проверяла голубей поздним утром, но вчера некоторые из птиц, живущие в клетке, выглядели больными. Она закашляла, прочистив лёгкие от пыли и дыма ночного костра. Взяв себя в руки, Тайва сняла тёплый платок с её плеч и бросила его в тёмный проход позади неё, переступив через ноги её кузины.
Лория вышла вслед за ней, подставив своё лицо солнцу, лучи которого с трудом пробивались через утренний туман. Черты её лица были более тонкими и приятными, чем у Тайвы. Она носила на себе тусклое тряпьё, придававшее ей некий шарм. Заплатки и недавние швы, скрывавшие появившиеся дыры, составляли основную часть её одежды. Она протёрла глаза левой рукой, держа в ней деревянную гребёнку. Вернувшись в хижину, она взяла деревянную необработанную бадью в свободную руку.
Хижина двух женщин была маленькой и скудно покрытой соломой. Стены были неаккуратно выложены из камней и торфа, собранных пару лет назад, а дым от костра выходил сквозь крышу. Сухая погода позволяла откладывать ремонт, и поэтому дом был больше похож на руины, чем на место жительства. Лачуга лежала на берегу новообразовавшегося озера, воды которого были прохладны и прозрачны в утреннем свете. Дверной проём смотрел на голые обвалившиеся холмы, расположенные на другой стороне берега. Кузин мало заботил окружающий их пейзаж.
Тайва уже возвращалась домой, когда Лория стоя у края озера, наполняла бадью водой. Она смачивала и причёсывала свои волосы, чтобы хорошо сегодня выглядеть. Тайва вздохнула, когда увидела, как жалкая утренняя рутина Лории, сводящаяся к стирке белья в безмыльной холодной воде, превращалась в заботу о своей красоте.
Тайва подошла к голубятне, расположенной позади хижины. Строение было выложено из аккуратно выдолбленных и подобранных камней, а стены были сделаны из досок и плетеных сеток. Доски были сделаны из деревянных прутов, купленных за последние гроши двух нищих женщин. Голубятня, хоть и разрушалась в некоторых местах от влажной погоды на протяжении многих лет, выглядела куда лучше, чем рядом стоящий дом.
Тайва охватила глазами землю под своими ногами. Она боялась, что эта с любовью построенная постройка, будет опустошена, но как и обычно, тут не было следов, кроме её собственных. Она открыла дверь и быстро зашла внутрь, не давая птицам даже малейшей попытки улететь.
Голуби гнездились на открытых полках и в соломенных корзинах. Птицы вели себя необычайно тихо. Она слышала лишь нежное воркование и негромкие звуки передвижений. Обычно, когда она приходила на кормёжку, птицы облепляли её со всех сторон, но сейчас тут царило спокойствие. Птицы выглядели безнадёжно больными. Тайва посмотрела на тусклый свет, просочившийся через щели в стене, и увидела голубя, умершего вчера ночью. Она немедленно взяла клетку с ним и вынесла её к выходу из голубятни. Там у двери стояла маленькая миска с едой, а рядом с ней кувшин, наполненный травяным маслом. Огромная бочка с маслом покоилась позади голубятни, но Тайва держала рядом с ней маленький кувшин для быстрого использования.
Тайва вылила масло на соломенный пол голубятни и на крючок, на котором раньше висела клетка. Оно должно было обезвредить место смерти, если птицу унесла болезнь. Затем нежными руками она собрала ближайших к нему по родственным узам голубей и перенесла ослабевших птиц в корзину. Она могла определить степень родства между птицами с той же уверенностью, если бы ей пришлось называть имена и подробные детали каждого человека из её круга общения. Она вынесла корзины и мёртвую птицу из голубятни, оставив их у задней стены строения. Встав на колени рядом с огромной бочкой, она сняла с неё крышку и, взяв в руки мёртвого самца голубя, опустила его в масло. Она начала напевать странную мелодию и так заботливо втирать масло в оперение птицы, что такое благоговение не было бы уместным, даже на похоронах короля.
После его омовения, Тайва понесла птичий труп и корзины с голубями к топи в ста футах от них. Топь, как ответвление от озера, казалась особенным местом. Вайда окрашивала её своим цветом, она росла и очаровывала глаз. Ничто не нарушало спокойствие болота, и ни одно насекомое не летало над его стоячими водами. Она расположила корзины на клочке земли, поставив клетку с живыми птицами поближе к воде. Мёртвый голубь был поднят из клетки, чтобы стать вершиной треугольника, выложенного из живых птиц. Тайва наклонилась, набрав в ладони немного болотной воды, после чего с трудом выпрямилась и вылила её на неподвижных птиц. Вода оставляла гниющую плёнку на её руках, и, только после нескольких повторений этого ритуала, она остановилась. Сделав один глубокий вдох, она села у края воды с закрытыми глазами. Её напряжение ушло вместе с воздухом, покинувшим её после глубокого выдоха, пока она не рухнула вперёд лицом. Внезапно голова Тайвы шевельнулась, и дрожь прошла по всему её телу. Её лицо выражало неизвестные и непонятные никому из живущих эмоции. Её руки дёргались по обеим сторонам, как-будто пытаясь что-то найти. Птицы забились в ужасе, пытаясь покинуть их клетки. Когда руки Тайвы, в конце концов, добрались до корзин с птицами, они принялись клевать её за пальцы. Любая боль, которую она, возможно, чувствовала, была забыта, после того как она подняла голубей над неподвижной водой и опустила их под цветущую поверхность болотной воды. Клетки погрузились лишь наполовину, замедленные, как проволокой, растениями, растущими под водой. Зловонный воздух от потревоженной воды, ослепил Тайву, и из её глаз брызнули слёзы. Птицы били крыльями под водой и клевали Тайву, прутья
