Невеста каменного лорда
– Давайте завтра погуляем по саду, – предложила ему и одарила улыбкой.
Как я и ожидала, он снова начал оживать. Вот теперь – сейчас – мне казалось, что я почти нащупала разгадку происходивших с ним метаморфоз.
– Я буду… – он замолк и задумался. – Я буду рад, – наконец выдохнул с таким облегчением, будто моё предложение избавило его от неподъёмного груза.
И я ощущала этот груз. В каждом его жесте. В каждом взгляде. В напряжённой позе. Словно на плечах его были камни. Груды, горы камней. И мои укоры, издёвки – каждый раз добавляли этой груде веса. И вместе с противоречивыми улыбками расшатывали её.
«Пусть», – думала я. – «Пусть качается. Однажды она обязательно рухнет. Рассыплется. Не облегчённым вздохом, но грохотом и обломками». – То сострадание, которое вопреки своей воле начала я испытывать к лорду Грэмту, нагнало меня. Зажало в угол.
Да, в Эргейбе ждал меня Оливер. И я обязательно вернусь к нему. Но сначала… Сначала я должна попытаться освободить лорда Грэмта из этой каменной ловушки. Мне невозможно будет жить дальше, зная, что я оставила его одного под этими холодными камнями. Позволила им окончательно придавить его к земле.
– Тогда до завтра, – улыбнулась ему и не без удовольствия заметила, как вспыхнул его взгляд.
Насколько же обманчивой была холодность, которой он одаривал меня до этого. Возможно, лорд Грэмт и сам того не понимал. Зато я теперь видела это отчётливо: в душе каменного лорда возможно было разжечь огонь.
Утром моя юная камеристка под скептичным взглядом госпожи Гийер помогла мне одеться. Надзирательница, хоть и недовольная моим выбором помощницы, молчала и даже не отпускала свои язвительные замечания. Вела себя Лукреция столь снисходительно потому, что наряд я выбрала из тех цветастых и довольно открытых платьев, которые в дорогу собирала она сама.
Светло-голубой шёлк облегал мою фигуру, ниспадая почти до пола. Полукруглый вырез на груди не был вызывающим, но показывал достаточно, чтобы привлечь взгляд мужчины. Той же цели служила и подвеска в виде капли из белого золота с крупным изумрудом в центре. Такие же изумруды блестели и в моих серьгах.
Я знала, что такой наряд заставит дрогнуть даже замёрзшее сердце лорда Грэмта. Особенно когда это платье и украшения так сочетались с моими зелёными глазами и рыжими локонами, которые я решила сегодня не укладывать в сложную причёску. Лишь велела Кэт убрать назад крайние пряди, чтобы в случае ветреной погоды они не лезли в глаза.
Оценив мой наряд, надзирательница кивнула одобрительно и подала мне меховую накидку. В этом жесте сквозило не добротой, а расчётом: прогулка не удастся, если я замёрзну, едва выйдя в сад.
– Хотя бы сегодня ничего не испорть, – наставляла она, когда мы выходили из комнаты.
Я с силой сжала кулаки, уговаривая себя не поддаваться на её провокации. В тот миг намерения Лукреции казались мне противоречивыми. Будто она специально пыталась вывести меня и отправить на прогулку в ужасном расположении духа. Чтобы лорд Грэмт окончательно закаменел и самолично вернул меня в Эргейб.
– Не испорчу, – процедила я сквозь зубы и едва успела сменить своё хмурое выражение лица на улыбку, когда в коридоре почти столкнулась с женихом.
Алан Грэмт
Солнце. В моём доме этим утром взошло солнце. Ярко-рыжие локоны ниспадали на нежно-голубое платье. Я боялся дышать. Казалось, стоит мне шелохнуться, и это голубое платье так же, как и небо над моим замком, затянет серая хмарь. И солнце потускнеет. Превратится в едва заметный свинцовый диск за густыми, бурливыми тучами.
Нет. Нельзя. Нельзя этого допустить.
– Доброе утро, Алан, – голос Эмили, непривычно дружелюбный, рассеял окутавший меня страх. – Что-то не так с моим нарядом? – она неуверенно провела рукой по подолу.
– Нет, – проговорил охрипшим голосом. – Он великолепен.
Эмили вновь улыбнулась, но уже не так лучезарно и, поколебавшись немного, направилась к лестнице, оставляя рядом с собой достаточно места для меня.
Мы шли так близко, что наши руки почти соприкасались. И мне нестерпимо хотелось изничтожить разделявшее нас расстояние. Да. Мне – хотелось. Непривычно, пугающе, но теперь это случалось со мной чаще. Едва отступало ледяное оцепенение, и душу охватывал жар. Мучительный. Нестерпимый.
Как вчера на балконе. Хрупкое тело Эмили, закутанное в плащ. Её дрожь на ветру. Это зрелище породило во мне настоящую муку. Мне вдруг захотелось прижать к себе эту хрупкую, но в то же время сильную девушку. И согреть её тем жаром, который она во мне пробуждала.
Но теперь, когда мне знакомо было это ощущение тепла, оцепенение приносило с собой ещё больший холод. Он проникал в самое сердце. И казалось, что однажды оно остановится. Закаменеет окончательно.
Моя надежда, моя солнечная Эмили Мунтэ, легко превращалась в ледяное проклятье. Была для меня и пробуждением, и вечным сном. Одно её слово – и я каменел. Один её взгляд – и я оживал. Пытка, от которой я не в силах был отказаться.
Во время завтрака мне с трудом удавалось сосредоточиться на еде. Я не мог отвести от Эмили глаз. Будто ждал, что она вот-вот станет прежней. Хмурой и несчастной. Моей заложницей, а не невестой. Но она, поймав мой взгляд, отвечала на него улыбкой. Тёплой и открытой. В те мгновения в груди вновь разливался жар. Наваждение.
