Робин Хобб - Корабль судьбы (Том II)
— Прошу прощения, господа мои. Меня задержали.
— Угу, — буркнул капитан, и Малта поспешно юркнула на свое место по левую руку от него.
Справа от капитана сидел старпом, разукрашенный замысловатыми татуировками от границы волос до самого горла. Сам Рыжик был также татуирован, но не столь обильно и к тому же, если можно так выразиться, неявно. Его наколки были невелики и исполнены желтой тушью, не вдруг и найдешь, если не знаешь, где и что искать. Рабы — актеры и музыканты — ценились недешево, и их хозяева обычно воздерживались от нанесения грубых отметин, могущих помимо прочего помешать им заниматься искусством. А судьбе было угодно, чтобы костяк команды «Пеструшки» составила целая труппа актеров-невольников, некогда освобожденных Кеннитом.
Вот капитан Рыжик подал знак, и корабельный юнга тотчас засуетился и забегал, накрывая на стол. Белоснежная скатерть, увесистый фарфор, сверкающий хрусталь составляли разительный контраст с сугубо простой пищей. Эта самая пища, насколько Малта успела понять, на всех кораблях была примерно одинаковой. Уж если хлеб, то скорее всего галеты или сухари, если мясо, то солонина, а если овощи — так корнеплоды. Но здесь, на «Пеструшке», Малта по крайней мере кормилась не объедками. И ела не абы как, а за столом, пользуясь столовым прибором. И даже пила вино — превосходное (в отличие от пищи) вино, добычу пиратов с калсидийского корабля.
А еще за столом происходила беседа. Ее темы далеко не всегда были возвышенными, но люди, окружавшие Малту, по крайней мере умели говорить и внятно выражать свои мысли — опять-таки благодаря своему прежнему ремеслу, и рабство, ни пиратская стезя не вытравили из бывших актеров ума и желания щегольнуть. Теперь у них не было театра, но что с того? Стол в капитанской каюте заменил им сцену, а зрителей — Малта. И они состязались друг с дружкой, заставляя ее то смеяться, то потрясенно ахать. Блестящая речь, изысканные манеры — все было при них. Если не знать, что к чему, вряд ли заподозришь, что те же самые люди, умевшие так остроумно шутить и ловко жонглировать словами, одновременно являлись кровожадными пиратами, вполне способными начисто перерезать всю команду на захваченном корабле. Малте, однако, довелось видеть их в деле. И потому, сидя с ними за столом, в душе она чувствовала себя канатоходцем под куполом цирка. Один неверный шаг… Да, с нею они вели себя как гостеприимные хозяева с дорогой гостьей, но Малта ни на миг не забывала, что на самом деле является их пленницей. И кто вообще мог предполагать, где и при каких обстоятельствах сослужит службу умение вести себя, привитое ей как дочери торговцев из старинной семьи? Артисты, ставшие морскими разбойниками, блистали бритвенно-острыми замечаниями, обсуждая то образ сына вдовы в комедиях Ридойефа, то дивные тонкости поэтического языка Сальдона (ах, если бы он был хоть вполовину так же хорош как драматург!), но Малта, кивая и восхищаясь, все время ждала возможности направить беседу в более полезное русло и вызнать хоть что-нибудь нужное.
Случай подвернулся под самый конец трапезы. Люди уже вставали из-за стола, когда к Малте повернулся сам капитан.
— Итак, — сказал он, — его величество государь сатрап Касго снова не снизошел до нашего общества?
Малта тронула губы пальцем и помедлила, прежде чем ответить.
— Боюсь, капитан, государь скверно себя чувствует, — проговорила она. — К сожалению, дворцовое воспитание не вполне подготовило его к тяготам морских путешествий.
— Равно как и вообще к каким-либо тяготам. Скажи лучше, что мы для него — неподходящие сотрапезники!
— Его здоровье весьма деликатно, а условия, в которых он оказался, угнетают его, — ответила Малта. Говоря о сатрапе, она всячески избегала осуждающих слов, ведь, прояви она непочтительность, ее тотчас перестали бы считать его верной — и потому, возможно, ценной — прислужницей. Она слегка прокашлялась: — Сегодня его величество снова спрашивал, нельзя ли раздобыть курительных зелий. Он полагает, что тем самым избавился бы от морской болезни.
— Фи! — был ответ. — Ни от чего они, эти травки, не избавляют. Накурившийся просто дуреет до такой степени, что уже не замечает ни качки, ни дурноты. И я уже говорил тебе, что у нас на борту зелья строго запрещены. В свое время наша труппа оказалась на невольничьем рынке именно из-за того, что влезла в долги, слишком увлекшись куревом и тому подобными удовольствиями!
— Я все объяснила ему, господин мой. Боюсь, однако, он мне не поверил.
— Ему до такой степени охота курить, что он даже представить не может, как другие люди без этого обходятся, — фыркнул капитан. И тоже прокашлялся, переменив тон: — Завтра я непременно желал бы видеть его за этим столом. Мы хотели бы, как полагается людям воспитанным и благородным, обсудить с ним условия его выкупа. Так что будь добра, хоть лаской, хоть таской — а завтра его сюда приведи!
— Сделаю все, что смогу, — честно пообещала Малта. — Боюсь только, мне не удастся его убедить, что это как-то повлияет на условия его содержания. Быть может, ты позволишь мне исполнять роль посредницы и выскажешь свои требования сперва мне, а я ему передам? Видишь ли, я уже привыкла к его живости при беседе.
— Живости? Давай уж начистоту: к его поганому норову, к его ребяческим капризам, к его самодовольству и чванству. Что же касается моих требований и намерений… Мы тут все сошлись на том, что джамелийский сатрап станет отменным подарком для Кеннита, короля Пиратских островов. Многие находят забавной мысль о том, чтобы наш мальчишка-самодержец кончил свои дни со знаком Ворона, вытатуированным около носа, и с кандалами на лодыжках. Возможно, его даже удастся выучить прислуживать Кенниту за столом. Одна беда, Кеннит у нас ужасный прагматик. Я полагаю, король Кеннит пожелает отдать его стервозное величество за соответствующий выкуп всякому, кому оное величество пригодится. Так вот, пускай Касго поломает свою венценосную голову и скажет нам, к кому с этим вернее подъехать. Я хотел бы, представляя его Кенниту, вместе с ним предъявить список лиц, готовых оспорить друг у дружки право внести денежки за нашего самодержца.
Кеннит… Это было имя человека, взявшего в плен ее отца и семейный корабль. Что же получается? Не случится ли так, что она сама лично сможет предстать перед этим ужасным человеком и заговорить с ним о папином освобождении?
Ценность сатрапа Касго в ее глазах выросла мгновенно и неизмеримо.
— Я приложу все усилия, чтобы такой список был составлен, — с улыбкой заверила Малта капитана. При этом она провожала глазами удалявшегося старпома; он задержался в каюте дольше других. — Если позволишь, господин мой, я начала бы его убеждать прямо сейчас, — сказала Малта.
Дверь за спиной старпома закрылась — и плотно. Малта прокляла свое невольно заколотившееся сердце: она знала, что кровь от этого приливает к щекам, выдавая ее состояние. Кланяясь, она засеменила в сторону двери.
— До чего ж тебе не терпится покинуть меня, — со смешливой грустью проговорил капитан Рыжик. Поднявшись, он обошел стол и приблизился к ней.
— Мне не терпится начать исполнять твое приказание, — ответила Малта. Она вновь улыбнулась и подпустила легкую «завлекушку» в выражение глаз. С этим человеком определенно следовало держать ухо востро! Он явно придерживался о себе весьма высокого мнения, и ей это было на руку. Пусть думает, будто интересен ей, пусть гадает об открывающихся возможностях. Рыжик ухаживал за ней и не только не скрывал этого от команды, но, наоборот, всячески демонстрировал. Даже бугристый рубец у нее на лбу его не отталкивал. Наверное, если у кого физиономия у самого была попорчена против его воли, тот и на чужие отметины начинал меньше внимания обращать.
— А не могла бы ты здесь задержаться и тем меня еще больше порадовать? — тепло улыбнулся капитан.
Вообще-то он был очень хорош собой. И глаза у него были красивые. Некая часть Малты, рассудочная и холодная, на миг призадумалась: стань она любовницей этого человека, уж она сумела бы его использовать против Кеннита.
Но только на миг. Перед ней сразу же всплыли широкие плечи Рэйна, его сильная рука, на которую опиралась ее ладошка, пока они танцевали. Всплыли и пропали: она ведь давно отринула все мысли о молодом жителе Чащоб, ему не было места в том будущем, которое она себе предначертала, вернее, ей не было места рядом с таким мужчиной, как Рэйн. Отец — другое дело. Если она сейчас отыщет в себе некую безжалостную решимость, быть может, ей удастся его спасти. И уж он-то до конца будет ее любить преданной отцовской любовью. Несмотря на все, что с нею произошло.
Все эти мысли отвлекли ее слишком надолго. Капитан Рыжик завладел ее ладонями и насмешливо смотрел на нее сверху вниз.
— Мне правда нужно идти, — пробормотала она, притворяясь, будто не хочет уходить. — Я обещала государю, что принесу ужин, как только смогу. Если я задержусь с этим, он наверняка разгневается, и тогда заговорить с ним о списке имен для тебя может…
