Ксения Лазорева - Точка бифуркации

— Послушай, если бы я желал убить тебя, это было бы слишком просто, — произнес Грейслейн. Скипетр поднялся и опустился по высокой дуге. — И сейчас я покажу тебе часть того, что ты можешь испытать.

То, что вернулось к Мизару вместе с ударной волной, было силой той же природы, какую он видел в действии в прошлый раз, когда они встречались. Но на этот раз в ней было и нечто новое. Изменить саму суть внутри него — сила Талиона была способной давать волю к действительно подготовленному изменению. Грейслейну достаточно было просто пожелать, чтобы это изменение произошло. Убить он его не мог. Но… в следующий миг Мизар вынужден был бросить все свои силы лишь на защиту. То, что ударило его, было не энергией, не магией. Это был принцип, вгрызавшийся в его тело, то, что разъедало его, словно ржавчина. И эта сила желала лишь одного — извлечь из него самую суть того, чем он являлся, извлечь из него силу деструкции Хаоса. Мизар не смог сдержать стон, когда нечто проникло в его грудь. Но он продолжил сражаться, потому что знал, что этой силе невозможно было противопоставить ничего, кроме таких же принципов.

- 'Структура, инверсия', — приказал он. И 'клещи' начали обратное движение, лишь на миг на лице Грейслейна появилось выражение удивления, а затем он вновь послал 'оружие' вперед.

Когда из тебя вырывают то, что является частью твоей души — слишком неприятное ощущение. Почти на грани возможного. Но Мизар давно научился быть нечувствительным к боли. Еще немного, он должен сопротивляться еще немного. А пока… — мысленно Мизар отстранился от этого здесь и сейчас, и приказал своему сознанию отступить назад во времени, туда, где Сай Валентайн объяснял ему сущность каждого из Слепых Богов. Тогда его величество дал ему знания, необходимые для того, чтобы отыскать все недостающие части. Но в то время Мизар сумел незаметно провести собственное исследование. Принцип против принципа, да? И главный среди них был тот, что все части мозаики так или иначе были подконтрольны главной из них — Зоару. Слепой Бог Правосудия — закон, что определят легитимность дальнейшего хода истории. Правомерность действий. То, что Мизар задумал, было сложно. Это был не род магии, и не часть его силы. Он вынужден был импровизировать в условиях, когда его тело готово было умереть. Но все же… Способ был крайне ненадежный, но Мизар обязан был проверить его. Принцип отражения.

Соткав в уме как можно более четкий образ одного–единственного момента, он, вложив в него часть своих самых сильных эмоций, создал единый чистый кристалл воли. Воли, что двигала им, воли Сая Валентайна, принцип Зоара. И когда этот кристалл стал почти ощутимым, он послал его, словно щит, навстречу клещам Талиона.

— Грх… — с криком Грейслейн отшатнулся, схватившись за горло. Так вот, какой частью тела управлял Талион — голос. Воля правителя. Клещи тотчас же разжались. — Что это? — спросил он. — Ясно, это воля Зоара. Пытаешься сделать меня нарушителем запрета, еретиком, нарушившим главное правило? Не выйдет, — с этими словами Грейслейн отер струйку крови, бегущую из уголка рта. — Мизар! Я все равно избавлю тебя от этого проклятия. Чего бы мне это ни стоило, я так решил! — с криком Грейслейн взмахнул хлыстом, своим излюбленным оружием. Ударив им о рукоять скипетра, он соединил их воедино, хотя это заставило его пошатнуться. — Я наделяю это оружие волей извлечь из тебя проклятие, что убивает тебя, выполнять! — закричал он.

Словно зачарованный, Мизар смотрел на несущееся к нему 'нечто' — ни скипетр, ни хлыст — ожившая птица с оперением из синих молний. Оно…

— Остановитесь, вы оба! — легкая светлая тень мелькнула между Мизаром и несущимся к нему принципом. Некоторое время пошатываясь, фигура Охары стояла на ногах, а затем начала медленно оседать на землю. Клюв 'птицы' пронзил ее грудь. — Вы двое… — она оглянулась на Мизара, затем перевела взгляд а Грейслейна, — никогда не научитесь ничему. Вы же браться, что бы ни случилось… не должны убивать друг друга, это… неправильно…

— Адель! — в последний момент Мизар подхватил тело девушки, опуская его на землю. — Вот дура, зачем ты влезла под удар! Я не просил тебя об этом!!

Часть 4

— Гвен, Ренье, Розетта?! — задыхаясь и кашляя от дыма, окутавшего столицу — особенно нечем было дышать в узких проулках — Кальвин совершенно потерял направление, в котором двигался. Ну не могли же они уйти так далеко? Он бежал так быстро, как только мог. Едва он разделался с теми двумя, как сразу бросился в погоню. Прошло ведь от силы полчаса. Этот дым, откуда он? Такое чувство, будто полыхает вся столица. Или… глаза Кальвина сузились. Дым не шел сплошной пеленой, как ему вначале показалось. И, хотя на первый взгляд он был однородным, но на боковых улочках шли отдельные стычки между кем и кем непонятно, а значит, там люди вполне могли различать друг друга. Кальвину же едва удавалось различить что–то на расстоянии вытянутой руки от себя. Единственная улица, по которой он и двигался, была полностью заполнена дымом.

Слабый ветерок дул с севера в лицо Кальвина. И все же его глаза слезились так, что готовы были закрыться вовсе. А бежать, постоянно вдыхая эту гарь, было верным способом загонять себя до смерти. Он не мог свернуть… пробегая мимо одного из проулков, Кальвин уже было понадеялся свернуть туда, но там как раз завязалось сражение. А сразу за сражающимися, всего в десяти шагах, воздух казался… абсолютно чистым! У Кальвина начало зарождаться неприятное ощущение, что его ведут, целенаправленно не давая сбиться с курса. Но кому это могло понадобиться? И все же, если там впереди находились его друзья, у него не было иного выхода, кроме, как продолжать бежать. Он не позволит случиться еще одной трагедии. Но с каждым шагом бег давался все труднее. Кальвину пришлось оторвать полу своей одежды и плотно завязать, намоченный в какой–то лужице импровизированный платок вокруг носа и рта. Но это не слишком помогло.

Неожиданно впереди себя Кальвин услышал крик. Кричала женщина, и Кальвину был известен этот голос. Боль, отчаяние, но вместе с тем ярость звучали в нем. И сразу после этого Кальвин будто вынырнул из воды. Дым и гарь закончились, словно их и не было, и перед глазами Кальвина предстала странная картина.

Он оказался на широкой площади, со всех сторон окруженной домами. Почти всю ее накрывал полупрозрачный купол не ниже самих домов, и столь же широкий, как и сама площадь. А у ее границы мужчина, одетый в обыкновенную охристо–красную накидку инквизиции, скрутил руки Розетты за спиной. Его напарник держал на руках двух детей. Несомненно, это были близнецы Ренье и Розетты. Розетта вырывалась из захвата с такой силой, что инквизитор едва удерживал ее. Ему явно пришлось применить еще какое–то заклинание, так, что ее движения постепенно становились все более вялыми. Кальвин перевел взгляд на прозрачный купол. Там он не увидел, ни Гвен, ни Руи, но вместо них…