Павел Виноградов - Хозяин Древа сего

— Я забыл, кому это рассказываю… — Дый с виду преисполнился энтузиазма, ни дать, ни взять, юный революционер из худших времен варнавиной Ветви. — Да, прелестный монашек, сущности из Тьмы, как ты выражаешься, имели место. Но более было человеческой гордости и порыва.

— Особенно у заклейменного братоубийцы…

— Не пытайся меня разозлить. Один мудрец в Стволе назвал это пассионарностью, сам же феномен был нам известен всегда. Наши отцы и мы, Изначальные дивы, создали цивилизацию, которой у человечества нет больше до самого Человейника.

— Мне показалось, там все куда солиднее.

Варнава сам не заметил, как вновь увлекся дискурсом.

— Я и не говорю, что империя каинитов сравнима с глобальным миром Предкронья. Но до него в Стволе подобной нет. Да и в Ветвях.

Варнава с удивлением взглянул на собеседника — его непроницаемо темный глаз пребывал где-то очень далеко, хриплый голос приобрел напевность и почти нежность, будто у сказителя, не ведающего еще могущества написанных слов.

— Да, мы были пассионарны, в нас горел огонь познания и свершений. Ты говоришь, сущности из Тьмы… Конечно, мы заключили с ними союз. И они многому научили нас, и входили к нашим женщинам, и те зачинали героев-рефаимов, которых потом назвали исполинами, хотя высокий рост — отнюдь не главное из того, чем они были славны. Посмотри на меня, Варнава, на старого дива, сына сестры Тувалкаина Ноемы, не ведающего своего отца… Я потомок Каина, отвергнутого твоим Хозяином. И Им же был вброшен во Тьму мой отец, кем бы он ни был. Какую сторону я должен был избрать, ответь мне?

— Сторону истины.

— А теперь скажи, что есть истина?.. Молчишь? Правильно, этого не смог сказать и Казненный вместо тебя.

— Не искушай меня, — Варнава с трудом сбрасывал колдовское очарование рассказа о временах предначальных. — Он знал, что есть Истина.

— На здоровье, — взгляд Дыя ненадолго стал посюсторонним, а голос вновь зазвенел иронией, — Варнава, я не младенец и прекрасно понимаю, что Тьма использовала нас в вечной битве с Демиургом. Но и мы использовали ее для того же. И ведь почти победили Его! Да, до тех пор, пока музыка Иувала не продлила некоторых из нас, мы не ведали о Древе и его устройстве. Как и ничтожные сифиты, спустившиеся со своих гор и получившие наших девушек — мы были щедры к высокомерным кузенам.

Дый откровенно лгал: Варнава знал, что смешение потомков двух сыновей Прародителя было инициировано именно каинитами, которые буквально навязывали сифитам своих дочерей. Но уличать Дыя было сейчас не нужно и бессмысленно.

— Кстати, среди сифитов не оказалось Продленных, по крайней мере, в первых поколениях. Это, согласись, зять мой, говорит о многом, — продолжал див.

— Да…Говорит…

— И сифиты никогда не смогли бы совершить то, что мы!

Дый вещал с возрастающим энтузиазмом. Голос его напрягся до предела. Варнава заподозрил, что тот входит в транс.

— Метрополия в долине Синдху контролировала и островную монархию в Западном океане, и республики на огромном континенте в Южном. Наши корабли ходили на южный полярный материк, не покрытый еще льдами, доставляли оттуда золото, самоцветы и драгоценные шкуры! Наши города освещались электричеством, и каждый, слышишь ты, каждый житель империи имел прямо в доме благоустроенный нужник со сложной канализацией! А-а, каково?.. Что еще нужно человеку, помимо удобного унитаза. Ни-че-го!

Глаз окончательно закатился, Дый захрипел, Варнава напрягся, готовясь к броску. Но див тут же оправился, мертвенно бледное лицо потихоньку возвращало краски, встал на место глаз, в котором засверкала обычная насмешка.

— Что, не успел придушить тестюшку? Даже не думай. Знаешь, пойдем-ка все-таки на воздух, душновато здесь. Или дианкина стряпня меня так разобрала…

Дый поднялся и надел на голову невесть как очутившийся здесь круглый стальной шлем, увенчанный двумя бычьими рогами.

— Придушить тебя успею. Но пойдем, раз желаешь — твоя здесь воля и твоя сила, — произнес Варнава, тоже поднимаясь с лавки.

…«Аще бо праведника спасеши, ничтоже велие; и аще чистаго помилуеши, ничтоже дивно: достойни бо суть милости Твоея. Но на мне, грешнем, удиви милость Твою». Оставалась Варнаве только молитва — он был внутри Фактории Тьмы. Впрочем, Тьма в глаза не бросалась. Напротив.

Когда они вышли наружу через громадный мраморный портал, погребальное сияние золотого потолка сменилось буйной атакой солнечных лучей. Перед ними простиралась светлая долина почти идеально круглой формы, в окружении четырех далеких вершин цвета темной меди, основания которых сокрыты были плотным туманом. Они разительно напоминали сидящих старцев в белых малахаях, с одного спускался ледник — точь в точь длинная седая борода. Зал Убитых возвышался на небольшом плато, долина просматривалась отсюда, как на ладони. Центр ее занимало озеро в форме месяца с водой прозрачной настолько, что, казалось, даже с этой высоты можно было видеть снующих возле дна радужных рыбок. Снежные навершия великих пиков отражались в зеркальной поверхности, на которой нежданным темным пятном выделялся поросший кустарником островок, резко поднимающийся к центру. Вершину его венчала унылая серая башня, похожая на маяк, неким безответственным лоботрясом воздвигнутый посередине небольшого водоема.

Сама же долина похожа была на игрушку избалованного отпрыска безумно богатого великана. Все в ней казалось ладным, вылощенным, почти геометрически упорядоченным — от надменно блистающего озера, до густой растительности по берегам и вытекающей из него медлительной реки, теряющейся меж пиков. Кое-где в воздух поднимались, затуманивая пейзаж, пышные султаны гейзеров. В других местах Варнава видел прихотливые игрушечные домики, утопающие в цветущих садах и зелени парков. Тут и там возвышались башенки храмов, возлегали небольшие возделанные поля, на которых ритмично двигались странные, кажущиеся с такого расстояния крохотными, существа.

— Это что же, и в блаженной Шамбале приходится трудами добывать хлеб насущный? — повернулся Варнава к Дыю.

— Не всем, не всем, — хохотнул тот. — На полях эти, мать их ети… Йети. Ну, рабы, короче. Но ты не расстраивайся, им тоже хорошо, уж поверь, дорогуша.

Варнава пожал плечами и отвернулся, продолжая обозревать пейзаж. Дый положил руку ему на плечо.

— Смотри! Там, за пиками — тысячи миль беспощадных гор, холод, сушь, ядовитые испарения, смертельные для всех существ. А потом — море, терзающее голые скалы, где мы в последний раз с тобой встретились. И мертвый океан, конца которому нет…

Дый произнес это торжественно и удовлетворенно. Искоса глянув на него, Варнава увидел довольную улыбку — творец осматривал творение и находил его удачным.