Лорел Гамильтон - Гамильтон

Она не попыталась дотронуться до кровати, просто остановилась. Я помнила ее тело, лежавшее в той далекой комнате, когда моя волчица в предыдущем сне укусила ее. Заставил ли тот укус ее призадуматься? Были ли настолько серьезным, чтобы она оценила угрозу? Господи, надеюсь, что так.

- Тебя все еще может подчинить любой, более сильный, мастер. А сильнее меня, некромант, нет никого.

Я посильнее вцепилась в мех волчицы и прижалась к телу Ричарда.

- В последнее я охотно верю, Марми Нуар.

- Тогда почему ваш мастер оставил эту дверь открытой?

Вопрос серьезно меня озадачил.

- Не могу определить, что у тебя за выражение лица. Слишком долго не общалась с людьми.

- Я озадачена, - сообщила я.

- Я развею твое недоумение, некромант. Сегодня я пришла, чтобы сделать тебя своей. Разрушить ваш триумвират и сделать тебя своим человеком-слугой. Мне не нужна твоя кровь, чтобы заполучить душу.

Мой пульс забился с новой силой, и мне стало трудно дышать.

- Ты не тронешь ее, - заявил Ричард, и голос его звучал хрипло, показывая, насколько он близок к изменению.

- Полагаю, ты прав, волк. Полагаю, ты будешь сражаться рядом с ней. Я пока не готова к схватке. Но есть и другие, знающие о том, чего все еще не сделал Жан-Клод.

- Кто? - выдавила я.

- Надо ли произносить это вслух? - спросила она.

Я открыла было рот, чтобы высказать догадку, но Ричард меня опередил:

- Правила запрещают говорить это вслух. Жан-Клод сказал, это смертельное оскорбление.

Марми засмеялась, и тьма сжалась вокруг кровати гигантским кулаком. Можно было почувствовать, что этот кулак мог бы при желании опуститься и размазать всех, кто был на кровати.

- Я не ради этих штучек сюда пришла, волк, так что скажу: Арлекин. Им известно ваше слабое место. Они знают, что я близка к пробуждению. И они боятся тьмы.

- Тебя боятся все, - сказала я. Волчица начала успокаиваться под моей хваткой. Можно было только надеяться, что к боевым действиям мы не перейдем. Видимо, мы просто разговаривали, а не дрались. Меня это устраивает.

- Верно, и сегодня я приберу тебя к рукам. Так я запланировала.

- Ты это уже говорила, - голосом, больше похожим на человеческий, но вместе с тем более зловещим, произнес Ричард.

- Так избавь меня от необходимости повторяться, волк, - ее гнев был холоден, словно ледяной ветер промчался по моей коже. Ричард поежился. Наверное, мне не стоит просить его быть повежливее. Эта вспышка силы и так сказала об этом довольно ясно. - К завтрашнему дню они до тебя доберутся, а мне бы не хотелось, чтобы они тебя получили.

- Получили, как это? - спросила я.

- Я позволю Жан-Клоду владеть тобой, поскольку ты и так принадлежишь ему. Но никому другому. Я бы предпочла сделать тебя своей слугой, но Жан-Клод тоже подходит. И никто больше, некромант. Я скорее уничтожу тебя, чем позволю Арлекину наложить на тебя свои лапы.

- Почему тебя вообще волнует моя судьба?

- Мне нравится твой вкус, некромант, - ответила Марми. - И не позволю кому-то другому заполучить тебя. Я ревнивая Богиня, я не делюсь силой.

Я сглотнула комок в горле, затем кивнула, словно поняла ход ее мыслей.

- Прощальный подарок, некромант и волк.

Туманная фигура растворилась, но мрак не исчез. Темнота вокруг нас внезапно сгустилась и уплотнилась, словно сама ночь стала такой густой, что могла забраться в горло и удушить. Она уже проделывала такое со мной раньше. Во рту стоял стойкий привкус жасмина и дождя.

Волчица зарычала, и рык Ричарда отозвался эхом.

- Разве можно цапнуть то, до чего невозможно добраться? - голос Марми звучал сразу отовсюду и словно ниоткуда. - Я ошиблась, стараясь ради тебя быть похожей на человека. А я не повторяю своих ошибок.

Волчица припала к земле, но Марми Нуар была права - здесь не было тела, на которое можно напасть. Нужно было найти способ дать моей волчице обнаружить цель. Я тщетно пыталась поверить в то, что волчица может покусать саму ночь.

Ричард схватил меня за плечи и развернул к себе. Его глаза были все еще желтыми и нечеловеческими. Он поцеловал меня, а потом отстранился, чтобы сказать:

- Я чувствую ее силу у тебя на губах.

Я кивнула.

Он снова поцеловал меня, и на этот раз не спешил прерывать поцелуй. Он изливал в меня теплую, нарастающую энергию, сущность оборотня. Он проталкивал через наши рты, свои руки, наши тела. Я не ослабляла хватку на шерсти волчицы, но остальную часть себя полностью отдала в распоряжение Ричарда. Постепенно я начала ощущать запах сосен и листвы, густой, пряный и пахнущий лесом. Почувствовала мускусный запах волчьей шерсти. Я слышала запах стаи. Он пах домом, и последний привкус жасмина растаял под натиском силы Ричарда, его волка, и, в конце концов, его самого. Сладкий, сочный вкус его поцелуя. Поцелуй оборвал этот сон.

ГЛАВА 13

Я очнулась на полу в спальне Жан-Клода, а надо мной встревожено склонился Натаниэль. Я бросила взгляд направо и увидела растянувшегося на полу Ричарда, рядом с которым присел Мика. В комнате столпились охранники, чувствовался запах гари.

Первыми словами Ричарда были:

- Ты в порядке?

Я кивнула, и он спросил:

- Что это горит?

- Кровать, - ответил Мика.

- Что? - удивилась я.

- Крест в коробочке, который ты держала под подушкой, разгорелся так, что поджег ее, - пояснил Мика.

- Дерьмо, - прокомментировала я.

Надо мной возникла Клодия с огнетушителем в руках.

- Какого черта здесь произошло, Анита?

Я подняла на нее взгляд, - а посмотреть было на что. Я видела мало людей, способных сравняться с ней в росте, к тому же она методически качалась в спортзале. Черные волосы схвачены в привычный тугой хвост, а на лице ни грамма косметики, и при этом она выглядела просто потрясающе.

- Эта сволочная королева вампиров приходила снова, да? - спросил Ремус.

Я попыталась сесть, но, не подхвати меня Натаниэль, шлепнулась бы обратно на пол. В последний раз, когда я сумела отбиться от тьмы, меня едва не разодрали на части мои собственные звери, попытавшиеся вырваться из человеческого тела. Сегодня, по всей видимости, мне грозила только слабость. Это я, пожалуй, переживу.

Ремус мрачно таращился в изножье кровати. Он был высок, мускулист и белобрыс, а его лицо было испещрено шрамами, словно его серьезно искромсали, а затем сшили обратно. Когда он сильно злился, лицо искажалось, и на покрасневшей коже отчетливо проступали светлые полоски шрамов. Он всегда избегал смотреть кому-то в глаза. Я думаю, что ему просто не хотелось видеть на лицах окружающих их впечатление от его собственного. Но, когда он был достаточно расстроен, то позволял себе встретить чужой взгляд, и тогда можно было заметить, какие у него красивые глаза - серо-зеленые, с длиннющими ресницами. Сегодня мне посчастливилось на эти глаза вдоволь насмотреться.