Лайон де Камп - Демон, который ошибался

Я был на полпути между внешней и внутренней стенами и огибал бревенчатое возвышение, когда ощутил присутствие часового. Я застыл, прижавшись к бревнам. Он вышел из-за угла с огромной ящерицей, ковыляющей подле него на поводке. И прошел мимо, не заметив меня.

Но ящерица учуяла мое присутствие. Рептилия остановилась и высунула язык. Чувствуя, как натянулся поводок, паалуанец тоже остановился и обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Он сделал шаг назад, и его рука коснулась моей чешуи.

Человек отдернул руку, уставился в темноту и с криком отскочил на шаг. Другие крики ответили ему эхом, и я кинулся бежать, перепрыгивая через препятствия и направляясь ко внутренней стене. Огибая одно из бревен, я тем не менее слишком резко срезал угол, зацепился за веревку и растянулся на земле. Вскочил на ноги почти в то же мгновение, но тут появился человек с фонарем. Я помчался было дальше, но что-то просвистело в воздухе и обвилось вокруг моих ног, снова заставив меня упасть. То было одно из приспособлений, сделанных из каменных шаров болеардос, крутящихся на конце веревки.

Прежде чем мне удалось снова принять вертикальное положение, рядом со мной оказалась чуть ли не половина паалуанской армии. Двоих-троих удалось ухлопать, но остальные накинулись на меня, как рой тех насекомых Первой Реальности, которых зовут осами. Я ударил одного ногой, но это не помешало им связать меня по рукам и ногам веревкой, которой хватило бы для целого мамонта.

Они даже завязали мне челюсти, чтобы я не мог открыть рот. Потом подтащили меня к ограждению и там положили на землю. Несколько каннибалов стояли вокруг с копьями наготове на тот случай, если бы мне каким-то образом удалось освободиться от пут.

Так я провел несколько отвратительных, полных боли, часов. На рассвете меня снова подняли, подтащили к самой большой палатке и забросили в нее. Я предстал перед очами самого главного их командующего.

То была первая для меня возможность увидеть паалуанцев вблизи при подходящем освещении. Они были высокими, в основном худыми, хотя некоторые среди них казались упитанными. У них была черная или, по крайней мере, темно-коричневая кожа, а головы покрыты курчавыми волосами, черными или коричневыми. Кроме того, у них имелись бороды.

В отличие от новарцев и швенов, у этих существ не было табу на наготу. Кроме носящих кожаные доспехи и перья на голове, что свидетельствовало о высоком офицерском звании, остальные были абсолютно обнажены. Темная их кожа была разрисована рисунками в основном красного и белого цвета. Совершенно не скрывающие свои половые органы, в отличие от большинства прочих обитателей Первой Реальности, они разрисовали их по контрасту в яркие цвета, чтобы лучше подчеркнуть.

У них были низкие лбы и сильно развитые надбровные дуги, так что казалось, будто их темные глаза посажены в подобие маленьких пещер. Носы были удивительно широкими и плотными, без переносиц. Рты очень большие.

В центре палатки, окруженный менее высокими чинами, сидел главный предводитель всей этой армии. У него была блестящая черная, начинающая седеть борода. На шее висели золотые цепи, а под самой бородой виднелась золотая пластинка или медальон — возможно, знак его отличия.

Среди приспешников был один, выглядевший как новарец. Он носил новарский костюм, но поверх него — воинские доспехи паалуанцев.

Все эти люди говорили на каком-то незнакомом мне языке. При виде меня они сразу умолкли. Наконец новарец сказал:

— Кто ты, существо? Ты можешь говорить на человеческом языке?

Поскольку челюсти мои все еще были стянуты веревкой, я смог только промычать. Враги заметили мои трудности. Со смехом они сняли веревку.

— Благодарю вас, сэры, — поклонился я.

— О, — произнес новарец, — ты говоришь по-новарски?

— Да, сэр. К кому имею честь обращаться?

— К Шарондасу из Ксилара, главному инженеру, офицеру его величества генерала Улолы, командующего этой продовольственной экспедицией.

— Сэр, — удивился я, — разве занятие подобного рода не является необычным для новарцев?

— Является, и очень, — ответил Шарондас. — Но я теперь считаюсь почетным паалуанцем, я изменил свое подданство. Нужно пожить среди паалуанцев, чтобы оценить их душевные качества, они — настоящие джентльмены.

— А джентльмен на возвышении, насколько я понимаю, генерал Улола?

— Да.

— Тогда прошу вас засвидетельствовать ему мое уважение, поскольку я не говорю на его языке.

Шарондас перевел, и паалуанцы разразились смехом. Предатель объяснил:

— Их забавляет, что пленник, да еще и не человек, будучи связанным, способен на такую вежливость.

— Таким манерам я был обучен в своей родной Реальности, — сказал я. — А теперь не будете ли вы добры рассказать мне...

— Послушай-ка, существо, — сказал Шарондас, — это мы должны спрашивать, а не ты. Прежде всего, кто ты такой?

Я объяснил. Генерал заговорил, и Шарондас перевел:

— Он желает знать, не тот ли ты тип, что прошел через наш лагерь в другом направлении шесть-семь недель назад.

— Полагаю, что это я. О другом обитателе Двенадцатой Реальности мне слышать не приходилось.

— Генерал так и думал, он оказался куда более прав, чем часовой, который думал, что у него галлюцинации. Ну а с какой же целью ты решил вернуться в осажденный Ир?

— Прошу прощения, сэр, но я не думаю, что с моей стороны было бы честным ответить на этот вопрос.

— У нас есть способы заставить пленного заговорить, — сказал Шарондас.

Как раз в эту минуту вошел офицер и протянул генералу два экземпляра контракта, заключенного между ирцами и хрунтингами, которые я нес с собой. После внимательного изучения Улола передал документы Шарондасу. Перебежчик развернул один из них и начал читать вслух, переводя содержание на паалуанский.

Когда он закончил, все начали бурно спорить. Потом Шарондас сказал:

— Поскольку этот документ сообщил нам все, что необходимо знать о твоей миссии, мы не станем задавать тебе вопросов. Остается только решить, что с тобой делать.

Он поговорил с генералом и вновь обратился ко мне:

— Решено тебя казнить, как мы поступаем со всеми новарцами, которых ловим. Генерал говорит, что мы тем не менее не сможем тебя съесть, потому что неизвестно, не будет ли от тебя несварения желудка. Ты послужишь едой нашим драконам.

— Сэры, — сказал я, — вы поставили меня в такое положение, что можете сделать со мной что угодно. Но если будет позволено заметить, подобный поступок кажется чересчур уж решительным, ведь я лишь пытался выполнить волю своей хозяйки.

Шарондас перевел это замечание, и генерал ответил. Последующая дискуссия, происшедшая между мной и генералом посредством переводчика, заключалась в следующем: