Генри Каттнер - Ярость

— Может, хватит? Кланы, может, не очень пострадают, а вот простые люди? Вы что, боитесь отпустить простых людей на континент? Боитесь, что не сможете ими там управлять?

— Любой человек, который хочет записаться добровольцем в Колонию, вправе сделать это, — ответил Захария. — Как раз в Куполах все люди свободны. Это вы хотите превратить их в рабов. Люди на сушу не пойдут, время еще не пришло. Сейчас еще слишком опасно. Вам не набрать добровольцев. Вы говорите, что вам нужен кориум. Но я думаю, это только начало. Потом вам понадобятся рабы для новых колоний.

— Время слов прошло, — Сэм говорил, зная, что его голос слышен в каждом Куполе на Венере. — Значит, так: давайте нам кориум или мы бомбим Делавер!

— Вы не будете бомбить Купол. Почти полмиллиона людей погибнет.

— Вы готовы отдать столько, чтобы остановить Колонизацию! Недорого, правда? Может, ты и хочешь погибнуть в Делавере, а как остальные Бессмертные? Пошел слух, что все Харкеры, кроме тебя, уже покинули Купол, и что тебя поджидает спасательный катер. Куда же это вы собрались?

Захария не рискнул пренебречь вызовом. Сэм знал, что у него тоже есть служебный экран, на котором он видит собравшуюся в Куполе толпу. Престиж Харкеров и вообще Бессмертных держится на безграничном доверии к ним. Народ не пойдет за полководцем, если тот не идет впереди него.

Захария огляделся и отчеканил. Он говорил для Сэма и для всех жителей Куполов. «Никто из Бессмертных не покинул Делавер. Я говорю из Зала Совета в доме Харкеров. Ты можешь в этом убедиться».

На экране появился хорошо знакомый Зал Совета, в котором не было никого, кроме Захарии, сидевшего во главе длинного стола перед видеокамерой.

Дверь открылась, и вошли мужчина и женщина. Рауля Сэм узнал сразу. Он всматривался в другое лицо.

Правильно ли он рассчитал время?

— В остальных Кланах… — продолжал Захария. — Сейчас мы дадим обзор.

На экране стали появляться другие Залы Советов — святая святых Купола Делавер. Все они быстро заполнялись. Кланы Рандольфов, Моусонов, Давидсонов и Вудов… Но реальная власть в Делавере принадлежала Харкерам, это знали все. Снова в фокусе оказался Захария. Джеффри, Рауль и еще несколько человек сидели сзади за длинным столом. Сэм поискал глазами Сари. Она была здесь. Вот бы ее крупным планом! Приняла она допинг или нет?!

Сари сидела неподвижно. Но внезапно ее руки сжались, и она с силой ударила кулаками по столу. Все ясно.

— Твой очередной блеф не прошел, — произнес Захария. — Никто из Бессмертных не покинул Купол.

— Это только значит, что вы все предпочитаете умереть, чем поделиться с нами крошкой кориума. Ну что ж, ваша жизнь — это ваше дело. Но кориум не ваш. Он принадлежит народу. Они его создали, и они его хозяева, по крайней мере, должны ими быть. Вы не имеете права решать — жить им или умереть.

— Мы тоже народ.

— Ты лжешь! Что ты знаешь о нас? Вы боги! Вы ничего не знаете об обычных людях, которые всю свою короткую жизнь должны горбатиться за гроши. Но даже этого они не видят. Все их деньги уходят к вам. Все достается вам, потому что вы только ждете и ничего не делаете. Они поработают на вас, потом заведут детей и умрут, а их дети начнут работать… Вы можете откладывать Колонизацию, ведь вы-то успеете погулять под открытым небом, солнцем и звездами. У вас хватит времени узнать, на что была похожа жизнь в прежние дни на старушке Земле. Вы еще и к другим планетам полетите. Вам снова достанется все… А как же мы? Мы умрем, и наши дети умрут, и дети наших детей… Что же нам только потеть и строить для вас пирамиды, которых мы никогда не увидим? Вы не народ! — его голос сорвался в крик. — Вы даже не люди! Вы — Бессмертные.

— Мы правим вами по вашей же воле. Потому что мы самые опытные.

— Опытные? — переспросил Сэм. — А где Блейз Харкер?

— Он в данное время не в Делавере…

— Прямой канал, — запросил Сэм.

Повисла пауза. Потом Захария сделал знак рукой. Во всех Куполах экраны побледнели и выключились. Диалог шел теперь только между двумя телекамерами — Сэма и Харкеров.

Сэм тоже переключился на прямую связь. Он сказал: «Я знаю, где Блейз Харкер. У меня есть видеофильм о нем. Я могу выпустить его в эфир, и ты увидишь, что останется от престижа Бессмертных, когда люди узнают, что вы тоже можете свихнуться». Сэм услышал, как сзади запищал динамик. Он мгновенно расшифровал: «Кедра Волтон входит на территорию Харкеров…» Уже скоро.

Внезапно динамик запищал опять. Сэм завороженно вслушивался: «Послушай, что делается в Куполах. Выйди на связь. Послушай…».

Ему этого очень не хотелось. Отвлекаться на что бы то ни было не входило в его расчеты. Слишком многое зависело от каждой секунды именно сейчас. Его расчеты, удача, все могло рухнуть, если хоть что-нибудь не сработает. Он не хотел отвлекаться, чтобы ни на мгновение не снижать давление на Харкеров. Но он все-таки переключился на служебный канал и невольно замер, вслушиваясь.

Внизу, в Куполах, экраны не светились. Люди были отрезаны от этого небывалого разговора об их жизни и смерти как раз тогда, когда он дошел до самой критической точки!

И людям это не нравилось.

Тяжелая волна гнева поднималась над плотно спрессованной многотысячной толпой. Она мрачно стояла, придвигаясь ближе к экранам, как будто это могло заставить их включиться. Гневный ропот нарастал с каждой секундой. То там, то тут голоса переходили на крик и звучали все требовательнее. Им нужно было отвечать. Причем быстро, очень быстро.

Сэм вернулся к Харкеру, который ждал его на канале прямой связи. В Зал Совета тоже доносилось отдаленное эхо бушевавшего на улицах гнева. Значит, и они наблюдали за состоянием толпы. И тоже знали, что счет идет на секунды. Сэм ухмыльнулся. Прекрасно. Лучше и быть не может. Он заставил их пошевеливаться, неважно, поняли они это или нет. Бессмертным никогда еще не приходилось испытывать такого давления. Они не привыкли жить в таком темпе. А Сэм под таким давлением прожил всю жизнь. Ему пришлось научиться реагировать быстро. Теперь главное — говорить и говорить без остановки…

— Престиж Бессмертных! — воскликнул он в микрофон прямой связи. — У вас нет никакой связи с людьми. Что вы знаете о человеческих чувствах, вы, Бессмертные! Верность, преданность — не превращаются ли они во что-то другое за несколько сотен лет? Я рад, что я простой смертный!

Захария мгновенно напрягся. Это прозвучало неискренне, и он сразу распознал фальшивую ноту. В таком духе можно ораторствовать перед толпой, но паясничать в высоком стиле по каналу прямой связи? Дутая героика хороша для безмозглой толпы, способной только слушать, не рассуждая. Или для какого-нибудь узкого умишки в этом зале, запутанного и одурманенного…