Дженни Ниммо - Алый король

У Чарли опустились руки. Он понял: битва проиграна. Каким же оружием бороться с человеком, при помощи красивых слов укравшим у него маму? Он поплелся из комнаты и тихо закрыл за собой дверь.

По дороге он заглянул к Мейзи. Она так и лежала в ванне.

Кто-то накрыл ее глаза повязкой, и теперь она больше напоминала разбойницу, чем замороженную бабушку. Если бы не розовый свитер.

Чарли пошел в кухню.

— Ты, наверное, голоден? — спросила бабушка Бон.

— Нет, спасибо, я поел.

— Я и не предлагаю, а только спрашиваю, — не отрываясь от газеты, уточнила бабушка.

— Корзину приносили? — спросил Чарли.

— Конечно. Патон к ней и не прикоснулся, бедняжка. А там были такие вкусности! — причмокнула бабушка Бон.

— И ничего не осталось?

— Ни крошки.

Чарли вздохнул, поднялся наверх и постучал в дядюшкину дверь.

— Входи, милый, входи, — отозвался дядя Патон.

Чарли вошел и присел на краешек ужасно неаккуратной дядиной постели. Дядя распихивал какие-то бумаги по ящикам стола.

— Вы правы, дядя Патон. Мама не просто светится. Мне кажется, она околдована, — уныло признал он.

— Вот и мне это показалось. — Дядя крутнулся на вращающемся кресле и воззрился на Чарли. — Но послушай меня, мой дорогой. Не так уж все плохо. У меня есть для тебя новости.

— Хорошие? — с надеждой спросил Чарли.

— Во всяком случае, интересные. Когда наши милые дамы отбудут на бал, к нам присоединится мисс Инглдью. Эмма, очевидно, останется у Оливии. У Джулии есть для тебя какой-то загадочный пакет, и мы оба умираем от любопытства: что в нем такое?

— Пакет? Для меня? — удивился Чарли. Но больше дядя ничего рассказать не мог, поэтому Чарли пошел в свою комнату и начал разбирать школьную сумку.

Со шторы слетела белая моль и села ему на плечо. Он понял: так она его приветствует.

Время тянулось очень медленно. Чарли не хотелось идти к Бенджамину: узнав, что его родители шпионят в школе, в его доме он чувствовал себя неуютно. Пусть уж Бенджамин сам приходит к нему.

В семь часов хлопнула дверь, и бабушка Бон зашелестела вниз по лестнице. Потом хлопнула входная дверь, и Чарли выглянул в окно. Внизу стояли бабушка Бон и две его тетки, Венеция и Юстасия. Они о чем-то тихо говорили, близко сдвинув головы. На всех трех были поношенные длинные плащи, но плащ Венеции выглядел особенно противно, потому что блестел полосами, словно по нему ползали слизняки.

Потом три сестрицы уселись в машину Юстасии, и через минуту, раздраженно ухая, автомобиль покатил по Филберт-стрит. А еще через несколько минут возле дверей Чарли зашелестел шелк. Дверь открылась, и вошла женщина. Чарли даже не сразу ее узнал. Могла ли эта женщина в синем и в самом деле быть его матерью?

— Ну, как я выгляжу? — спросила она. Чарли провел взглядом сверху донизу по ее обнаженным рукам. На левом запястье блестел широкий серебряный браслет, а бриллиантового колечка не было. Чарли вздрогнул. Он никогда не видел маму без этого кольца. Никогда.

— А где кольцо? — Он смотрел ей прямо в лицо.

— Кольцо? А, я его сняла. Не хочу слишком уж блестеть. — И она лукаво рассмеялась.

— Но, мама…

— Доброй ночи, Чарли.

Эми вдруг наклонилась и поцеловала его в щеку. От нее совершенно незнакомо пахло. Он сначала будто оцепенел, а потом бросился вниз по лестнице вслед за матерью. Кто-то уже звонил в дверь, и Эми Бон выскочила из дому, даже не оглянувшись. Человек в черной униформе закрыл за ней дверь.

Чарли дернул дверь:

— Мама!

Но она уже садилась на заднее сиденье длинного золотистого лимузина. Сквозь тонированные стекла ничего было не разглядеть. Человек в черном, конечно, шофер, злобно взглянул на Чарли и действительно сел на водительское место. Золотой лимузин бесшумно скользнул прочь, как длинная безмолвная змея.

— Не стой на холоде, дорогой. — Оказывается, дядя Патон вышел следом за ним.

— Дядя Патон, вы видели маму?

— К сожалению, нет. Упустил. Хорошо выглядит?

Дядя Патон затащил Чарли в дом и закрыл дверь.

— Да-а, но она сняла кольцо, — медленно произнес Чарли.

— Мм… Интересно, что бы это значило? Ну, пойдем, помоги мне накрыть стол для Джулии. Она с минуты на минуту будет здесь.

Они пошли в кухню, где дядя Патон уже расставил свечи на каждом свободном клочке столешницы. Чарли раскладывал ножи, вилки, ложки, а дядя занимался стеклом. Из духовки вкусно пахло, и к тому моменту, когда появилась мисс Инглдью, Чарли уже чувствовал такой голод, что был вынужден съесть целых три булочки, столь любимых бабушкой Бон.

Коричневый бумажный пакет, принесенный мисс Инглдью, действительно выглядел необыкновенно интересно. Он был перевязан веревкой и запечатан таким количеством сургучных печатей, что Чарли не знал, как к ним и подступиться. Над адресом мисс Инглдью большими буквами было напечатано его имя.

— Пакет принесла женщина, — рассказала мисс Инглдью. — Судя по виду, китаянка. Взрослая.

Чарли чуть не выронил посылку:

— Мин!

— Мин? — удивился дядя. — Ты знаешь эту особу?

Чарли колебался. Выпалив имя, он почти нарушил обещание, которое дал Бартоломью. Но, с другой стороны, уж если кто и заслуживает полного доверия, так это дядя Патон и мисс Инглдью. Поэтому он сел, положил на колени пакет и рассказал им все о своем походе в глушь. И еще к своему рассказу добавил то, что слышал, сидя под столом, на обеде у Блуров.

— Не нравится мне все это. И еще меня беспокоит, что ты находишься в руках этих ужасных людей, — задумчиво произнесла мисс Инглдью.

Дядя Патон совсем не казался таким уж озабоченным, скорее наоборот.

— Значит, вернулся отец доктора Блура? А я и не знал! — воскликнул он.

— Я обещал никому об этом не рассказывать, Бартоломью не хочет, чтобы кто-нибудь знал о нем, — предупредил Чарли, терзая пакет.

— Да я тебя и не виню. Он хлебнул немало горя с Иезекиилем, своим отцом. Они никогда не ладили друг с другом. А потом умерла Мэри. Бедный Берти, — покачал головой дядя Патон.

— Он знал моего отца, — сообщил Чарли.

— Конечно! Они вместе ходили в горы. За год до того, как… как Лайелл исчез.

Патон подал мальчику столовый нож.

Чарли так неловко разрезал веревку, что коричневый пакет соскользнул на пол. В нем оказалось несколько каких-то книжек. Чарли поднял их. Донельзя потрепанные, с загнутыми у некоторых страниц уголками, они были дополнительно перевязаны тонкими кожаными ремешками, чтобы совсем не развалились.

— Дневники! Видишь, на каждом блокноте обозначены годы. По пять лет в каждом, — объяснил дядя Патон.