Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

  - Так они все будут делать одну-единственную винтовку?

  - В том-то и хитрость, что не одну. Я же сказал, каждый, как сделал свое дело, берется за новую деталь, и на выходе можно собрать несколько изделий. Хоть тысячу - если кто-то сможет организовать всю работу. Я - смогу. Со временем подготовлю десяток-другой людей, способных делать это самостоятельно.

  Амори сидел неподвижно, может, даже не дышал - наверное, услышанное потрясло его до глубины души. И, главное, просто-то как. А еще час назад он гадал, как найти управу на цеховиков, заламывающих за свои - не поспоришь, качественные - изделия совершенно неуместную цену. А все просто. Набери хоть рабов, хоть каторжников, натаскай их на одно-два движения, и через пару лет завалишь мир дешевой продукцией. Хотя, конечно, мастера тоже нужны - как ни старайся такой недоучка, а у него не получится вещь лучше, чем у мастера, делавшего ее с любовью и от начала до конца.

  - Михалис-катэ, - сказал, наконец, Амори. - У меня на острове несколько тысяч мастеров, которые занимаются своим делом из поколения в поколение. Касты кузнецов, ювелиров, ткачей, пекарей, плотников, кровельщиков, да хоть трубочистов и дворников. Иные по десять поколений, иные по двадцать, иные и сами не помнят, кто основал их роды. Думаешь, они не поймут, что ты под них копаешь со своим... Как оно у вас называется?

  - Мануфактура. Можно просто "завод". Что касается ремесленников - мы не будем их разорять. Пусть куют мечи, плетут кольчуги, ткут гобелены - занимаются тем, чем привыкли. Мы будем делать то, что никак им не повредит, понимаете? Может быть, потом, когда дело наладится, такие предприятия возникнут и в мирных отраслях, но это уже будет делать кто-то другой. А мастера, скажу вам, всегда будут востребованы. Потому что мастер не просто делает какую-то вещь, он ее творит. Не выполняет конкретные движения, а создает изделие, вкладывая в него душу. Про нашу продукцию будут говорить просто: "винтовка", "пушка" или "патрон", а про их творения - меч работы такого-то. Их товары будут лучше, но и дороже наших, у них будут покупать богатые, а у таких, как мы - бедные.

  "А когда окажется, что и качеством наш товар не уступает, придется частникам идти на заводы, ну, может, не просто рабочими, а инженерами. Хотя, наверное, лучшие среди них сумеют приноровиться к переменам, и станут обслуживать богатых буратин, как я в том мире" - подумал Михалыч. Вслух, естественно, не сказал.

  - Это проблемы не завтрашнего дня, а послезавтрашнего. Сейчас нам - именно нам, у меня к сколенцам тоже есть счеты - нужно остановить Эвинну. Если тот, кто принес сюда винтовку Мосина, из нашего мира, он может знать технологии, которые сделают Эвинну непобедимой. Пушки, стреляющие разрывными снарядами миль на десять - а может, не разрывными, но начиненными боевыми газами. Тысячи таких винтовок, а еще пулеметы, выпускающие сотни пуль в минуту... Я постараюсь такой сделать, но, боюсь, нам не хватит патронов. Железные корабли, движущиеся без парусов и весел - скажем, на угле. Железная дорога, по которой можно ездить быстрее самого быстроходного коня и корабля. Дирижабли, поднимающиеся в воздух. Если я вам не помогу, через пару лет не поможет никто, даже Алкриф может оказаться под угрозой.

  Михалыч перевел дух.

  - Если вы примете меня на службу, у нас будет, чем ответить мятежникам. Алкская армия станет непобедимой на поле боя. Ваше величество станет единолично править на всем Сэрхирге, а будущее станет принадлежать алкам. Ни один из сколенских Императоров, даже этот ваш святой Эгинар, о таком и не мечтал. Скажите мне - стоит ли это нескольких тысяч золотом?

  На этот раз Амори думал долго. Так долго, что Михалыч успел рассмотреть все гобелены, к которым не надо было оборачиваться. Наконец король посмотрел на мастера и отчетливо произнес:

  - Ты принят на службу, Михалис-катэ. Жалование положу четыреста золотых "алков" в год. Кроме того, ты получишь особняк моего... не столь верного подданного и сколенскую рабыню для удовольствий. Что касается людей, инструментов и материалов, необходимых для работы, немедленно подашь прошение на имя советника по вопросам ремесленных каст. Ты удовлетворен?

  - Может, обойдемся без рабыни? - внес единственную коррективу Михалыч. - Живой человек, все-таки.

  - Жену ты себе найдешь не скоро, разве что лет через пять кто-то польстится на богатство. Пока ты тут чужой, о законном браке можешь забыть. А мужчине без этого самого никак, вот и меня так и тянет в спальню к ее величеству, - плутовато усмехнулся король. - Можешь, конечно, ходить к проституткам, ни одна не требует больше сотни за час - но тебе нужна дурная болезнь на старости лет? А рабыня - это твое, кому хочешь, тому и давай. И у нее с этим все в порядке, работорговцам не нужны осложнения с клиентами. Насчет дурных болезней проверяют. Захочешь купить еще, для разнообразия, опять же тебе по средствам. На твоем месте я бы не отказывался. Подумай еще раз, стоит ли отвергать королевские дары.

  И Михалыч только махнул рукой - а, плевать. В конце концов, если будет свой особняк, все равно нужна и хозяйка. Совсем необязательно тащить ее в постель.

  - Благодарю за дар, ваше величество, - кивнул он. - У вас есть еще вопросы?

  - Есть. Твой земляк, подкинувший к нам в мир винтовку, наследил тут изрядно. Поначалу он умудрился выдать себя за мудреца Морреста ван Вейфеля, которого мы выписали из Кетадринии в качестве летописца. Он почти сумел нас провести, но в архиве оставил записи на своем языке, и язык этот совсем не кетадринский. По подозрению в убийстве он был арестован, но сумел бежать, и с тех пор в розыске... У нас есть подозрение, что парень ваш земляк. Хотелось бы, чтобы вы убедились в этом, просмотрев его записи, и, если это так, перевели их. Может, там есть что-то интересное. Вы... можете оказать маленькую услугу короне?

  - Само собой, ваше величество. Когда приступать?

  - Сейчас, Михалис-катэ. Дело в том, что в архив вас пустят только со мной, или с придворным историком Эленбейном. Пошли.

  Моррест поправил плащ, несколько холодных капель скользнуло по лицу, остатки сна отлетели, осталась одурь от бесцеремонно прерванного сна. Холодные капли тут же проникли под плотную ткань, Моррест невольно поежился. "И зачем нас сюда загнали? - гадал он. - Крепость на том берегу, а река широкая, в самом узком месте полтораста метров. И галеры по ней ходят..."

  Был глухой предрассветный час из тех, когда больше всего хочется спать, а воевать не охота совершенно. Ненастная ночь приближалась к концу, но даже на востоке небо еще заливала мгла. Дождь тихо шелестел по листве. Осень, как есть осень, а ведь по земным меркам сейчас лишь конец июля. Второй месяц осады. Второй месяц безуспешных атак, напрасных потерь.