Анастасия Бароссо - Поцелуй зверя

Когда он открыл глаза, перед лицом была только белая глухая стена, которая мешала дышать. Белояр лежал на животе, уткнувшись лицом в снег… Резко перевернувшись, он сел. Огляделся.

Облака стянулись к луне, оставив лишь маленькое окошко, готовое вот-вот закрыться. От столба отделилась человеческая фигура и стала медленно приближаться. Он узнал Медведя, но, услышав слабый стон сзади, обернулся. Бояна лежала навзничь, раскинув руки, согнув одну ногу в колене. Распахнутая дубленка открывала обнаженное тело, светящееся перламутром.

Тем временем Медведь подошел ближе. Резко поднял правую руку, и сталь блеснула ослепительным бело-синим лучом. Через мгновение нож воткнулся в снег наискось, рукоятью указывая на север. Медведь вонзил в Белояра такой же острый, стальной взгляд.

— Давай… — сказал он.

Но Белояр видел уже только тонкое лезвие, мерцающее в снегу. И не мог — даже если бы захотел — оторвать от него завороженного взгляда. Он всем существом тянулся туда, к тонкой грани, отделяющей его от него самого.

Это длилось не больше двух секунд, но для него они были равны вечности. В момент откровения он завис в воздухе над рукоятью, спружинив от земли. Иначе как смог рассмотреть в темноте все мельчайшие детали тонкой резьбы? Старик Велес в образе медведя…

Когда прыгнувшее существо твердо встало по ту сторону ножа, Белояр исчез, и исчезла луна за плотным слоем чернильно-серых облаков. Недалеко от жертвенного столба, у ног победно улыбающегося Медведя, широко расставив лапы, стоял огромный белый волк.

…Весь следующий день он спал. Без движения, без сновидений, ровно и глубоко дыша. На кушетке, покрытой мехом, в задней комнатке, отделенной стеной от жилища Медведя. Первое, что он ощутил, проснувшись, был аппетит. Вернее, разрывающий внутренности голод. Но еще более сильным оказалось желание выйти на свежий воздух. В доме Медведя всегда так топили, что даже за стеной пот покрывал тело, словно в бане.

Накинув куртку, Белояр вышел на крыльцо. Звезды уже мерцали в небе — темнело теперь в середине дня. Белояр постоял на скользких ступеньках, вдыхая всей грудью морозный воздух. Мир был другим. Краски стали ярче, контуры предметов четче, а жизнь — проще. Гораздо проще, чем ему всегда казалось! Как жаль, что он не мог понять этого раньше…

Сойдя с крыльца, Белояр шел по подворью, с наслаждением чувствуя каждый сустав, каждую мышцу, как вновь рожденный.

Сидящие у костра близнецы уважительно повернули головы ему вслед, он улыбнулся им, приветливо кивнув… И остановился. Навстречу двигалась высокая фигура Рьяна. Когда тот поравнялся с Белояром, привычно вскинув кудрявую голову, у вновь рожденного волка сама собой приподнялась верхняя губа и угрожающе сморщилась переносица. Рьян остановился, словно натолкнувшись грудью на невидимую преграду. И, молча сделав два шага назад, обошел Белояра, не отрывая от него глаз, полных испуга и повиновения.

Попросив еды на кухне, тот вернулся в натопленную комнатку. После трескучего мороза тепло было приятно. Он снял одежду, оставшись в джинсах, и босиком встал у маленького низкого окна, вглядываясь в темноту. За спиной заскрипела дверь, Белояр обернулся. В дверном проеме, в свете свечи стояла Бояна.

— Вот, поешь.

Девушка поставила на маленький стол миску с дымящимся мясом и кувшин. Схватив сосуд обеими руками, Белояр выпил залпом пол-литра кваса. Взял теплый хлеб, оторвал кусок, с наслаждением впился зубами в волокна вареного мяса.

— Рьян просто черный весь ходит, — сообщила Бояна. — С поджатым хвостом…

Сексуальность и насмешливость грудного, чуть хрипловатого голоса красавицы делали бы его обладательницу невыразимо притягательной даже без внешних достоинств.

— Не бойся.

Сказав это, Белояр мельком взглянул на шелковистую косу Бояны. И впился в очередной кусок мяса.

— Не бойся — он тебя больше не тронет.

— Я знаю…

Когда он насытился, то откинулся спиной на теплые шершавые бревна.

— За тебя боюсь, — сказала вдруг девушка. — Он не забудет этого. Затаится и отомстит, когда ты не будешь ждать.

— Разберемся, — лениво ответил Белояр. — Это не скоро еще будет. Завтра я ухожу по наставлению Медведя, а когда вернусь — все может перемениться, так что…

— Да, — перебила Бояна, глядя на него сверху вниз, — я знаю.

Она подошла ближе, распахивая свою рыжую дубленку. Белояр удивленно наблюдал, как упал на доски пола лохматый мех. Как быстро эта великолепная женщина стянула через голову сарафан и беленую длинную рубаху. Она снова была голая, как вчера на капище, и тяжелая полная грудь дрожала в мареве свечи, переливаясь цветами от молочно-белого до пунцового. Мужчина окинул беглым взглядом сверху вниз — блестящие губы, грудь с темными сосками, словно начерченными циркулем, узкую талию и плоский живот, бедра и темный треугольник внизу живота, бесконечные стройные ноги. И поднял непонимающий взгляд на лицо, разрумянившееся от тепла и смущения.

— Ты герой… Знаешь, тебя уже называют Белый Царик? Царь среди этой стаи…

Низкий, вибрирующий голос отдавался от стен и тут же впитывался ими, как мед в пористый хлеб.

— Белояр, ты…

Руки теребили закручивающийся кончик косы, что спящей змеей лежала между грудей. На переносице и ключицах девушки мерцала испарина.

— Я могла бы стать твоей царицей. Хочешь?

Она подошла совсем близко, скользнув голой круглой коленкой между его ног.

— И рабой…

Она опустилась на колени рядом с ним, положив горячие руки ему на бедра.

— И женой… если хочешь.

Блестящие влажные губы приоткрылись около его губ. Он почувствовал дыхание, пахнущее молоком и медом. Четко очерченные соски, качнувшись, коснулись кожи на его груди. Белояр живо поднялся на ноги.

— Я хочу спать.

Когда она уходила, судорожно натянув рубаху и кое-как накинув дубленку, он уже засыпал. Проваливался в грезу, бросившись на кушетку лицом к стене.

И опять не увидел — или не захотел увидеть обиды, боли и разочарования, мерцавших в продолговатых глазах.

На пороге яви и нави он еще успел удивиться собственной жестокости. Еще недавно этот человек обязательно испытал бы в подобном случае если не участие, то, по крайней мере, сострадание. А теперь с изумлением и какой-то злой, жгучей радостью понял, что Медведь выполнил свое обещание сделать его другим. Впредь Белояр свободен от докучных людских мороков, называемых жалостью, любовью, сомнениями.

Глубоко вдохнув горячий воздух, пахнущий деревом и мехом животного, он спокойно и крепко уснул.

Таков закон жизни. Хищники не имеют жалости к своим жертвам.