Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда

Марджори собиралась было что-то сказать, но поглядев в глаза Аркканцлеру, протянула руку и просто взяла следующее пирожное.

– Мы понимаем, естественно, – продолжал Чудакулли, – что в действительности знаем ничтожно мало сравнительно с тем, чего мы не знаем. Иногда это даже неплохо. Всё должно к чему-нибудь стремиться, а если ты знаешь, что ничего не знаешь, то будешь стараться сильнее прочих. – Он глубоко вздохнул и произнёс следующую фразу так, словно это был девиз: – Не отдадим Круглый мир этим надоедам!

– Надоедам? – удалось вставить слово Марджори.

– Именно! – кивнул Чудакулли. – Омнианская церковь Последних Дней превратилась в агрессивную и в философском смысле узурпаторскую клику, провозгласив, что Истина известна ей и только ей! – Марджори заметила, как побелели костяшки его пальцев. – Даже мы не знаем всей истины. У меня есть сильнейшее подозрение, что, как только она будет познана, вселенная тут же схлопнется, и всё начнётся по новой. Омнианцы не способны разглядеть доводы разума даже в телескоп, а без разума всё бесмысленно. Тех, кто пытается указывать, как нам следует думать, а то и приказывать вообще не думать, следует игнорировать. У омнианцев была единственная светлая голова – Брута, чьё послание звучало так: все люди – братья, ну или сестры, тут уж по обстоятельствам, и должны подчиняться лишь собственной совести и золотому правилу.

Тут вдруг Чудакулли как будто уменьшился в размерах, его лицо побагровело и покрылось каплями пота. Марджори молча протянула ему большой стакан воды, из которого, как ей померещилось, пошёл пар, едва Аркканцлер прикоснулся к нему губами.

Он поблагодарил, а девушка осторожно произнесла:

– Знаете, некоторые люди в Круглом мире, как вы его называете, наотрез отказываются верить, что живут на шаре. Несмотря на все доказательства, в том числе посадку «Аполлонов» на Луну. Утверждают, что всё это мухлёж, хотя на Луне остались хорошо различимые отпечатки ног. Стыдно даже о таком говорить, но в мою собственную библиотеку как-то раз зашёл один весьма нервный джентльмен, который заявил, что полёт на Луну – не что иное, как надувательство. В библиотеку заходят разные люди, и библиотекарь обязан принять их всех. Кстати, Наверн, вы сами выглядели сейчас как проповедник, не в обиду вам будет сказано.

– Мой брат Гьюнон – священник, а я – нет, – ответил Наверн. – Но даже ему приходится несладко с этими новыми омнианцами. Они требуют, чтобы детям не рассказывали, что наш мир покоится на спине черепахи! – Он улыбнулся. – Я видел, с каким лицом вы на меня посмотрели, но факт остаётся фактом: черепаха существует. Множество отважных исследователей её видели. Конечно, она реальна только в нашей реальности, в других всё может быть по-другому. В конце концов, существует Круглый мир, который, как мы подозреваем, создан по некоему стандартному образцу, тогда как Плоский – сотворён по индивидуальному заказу. Как бы то ни было, в обоих мирах имеется нарративиум… Да? Что там ещё?

Дверь приоткрылась, пропуская Думминга Тупса, на сей раз улыбающегося.

– Отличные новости, Аркканцлер. Вас это тоже касается, мисс Доу. Наша маленькая проблемка решена, теперь можно поговорить о доступе к Круглому миру. – Запнувшись на мгновенье, он добавил: – Но на вашем месте я бы сначала стёр с него майонез.

Глава 10. Откуда что берётся?

Плоский мир, как подчеркнул Аркканцлер, работает на нарративиуме, который указывает причинности, что ей делать. Это утверждение справедливо и для Круглого мира, если смотреть на него со стороны, то есть глазами волшебников. Но если ты находишься внутри, то выясняется, что в Круглом мире никакого нарративиума не существовало, по крайней мере до тех пор, пока люди не эволюционировали и не начали придумывать разные истории, якобы объясняющие «загадки» природы, как-то: почему идёт или не идёт дождь, откуда берётся радуга, отчего гремит гром и сверкают молнии, восходит и заходит Солнце. Мы с вами уже опровергали эти художественно-повествовательные объяснения. Гипотезы, использующие чудовищ, героев и богов, как это нравится людям с антропоцентрическим мировоззрением, зачастую терпят полный разгром при столкновении с космоцентрическим мышлением.

Многие важнейшие вопросы, касающиеся причинно-следственных связей, относятся к самым истокам. Как возникли растения и животные, Солнце и Луна? Откуда вообще взялся этот мир? Мы, обезьяны-сказочники, очарованы корнями и первопричинами. Нам мало просто смотреть на деревья и камни или слушать гром. Мы хотим знать, откуда они берутся. Хотим своими глазами видеть, как из жёлудя вырастает дуб, разобраться в геологической истории, породившей камень, и в электрических явлениях, лежащих в основе грома. Нам нужен собственный, особенный тип нарративиума: истории, объясняющие, откуда всё взялось и как оно работает. За нашим желанием услышать простую историю скрывается стремление получать простые ответы на все вопросы. Тогда как Наука раз за разом демонстрирует нам, что роковая любовь к историям вводит нас в заблуждение. Потому как истоки чего бы то ни было – штука чрезвычайно заковыристая.

История жёлудя и дуба кажется на первый взгляд совсем простенькой и понятной: посади жёлудь, хорошенько поливай его, дай побольше света – и у тебя вырастет дуб. Между тем за внешне прозрачной историей прячется по-настоящему сложное объяснение запутанного процесса развития: на самом деле она из того же набора, что и наше собственное развитие из яйцеклетки. Да, тут есть ещё одна сложность: не только дуб происходит из жёлудя, но и сам жёлудь из дуба. Короче, всё та же навязшая в зубах история про курицу и яйцо. Вопрос не в том, что появилось раньше: курица или яйцо. Думать об этом глупо, поскольку и курица, и яйцо – элементы единой самовоспроизводящейся системы. Курица – единственный способ произвести яйцо из яйца. До домашних кур яйца точно так же пользовались для своего воспроизводства дикими банкивскими курами, ещё раньше – маленькими динозаврами, а уж совсем в древние времена – амфибиями.

Главной проблемой объяснения чего бы то ни было посредством «черепах вниз до упора» является даже не смехотворность образа, как бы забавен он ни был, потому что каждая черепаха действительно опирается на стоящую ниже. Проблема в том, как и почему может существовать вся эта куча бесчисленных черепах. В рекурсивных системах важно не то, какая её часть возникла первой, а происхождение всей системы в целом. История курицы и яйца – это история эволюции, то есть последовательного развития, постепенного прогрессивного изменения, которое, собственно, и привело к возникновению курицы и яйца там, где прежде были дикие куры или динозавры. В таком случае истоки системы сводятся к самым первым яйцам, первым многоклеточным организмам, начавшим использовать зародышевое развитие из яйцеклетки в качестве элемента репродуктивного процесса. Тогда и жёлудь – это современный аналог семени, которым пользовались ранние семенные растения, а до них – древовидные папоротники и так далее, до самых истоков многоклеточных растений.