Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

Смеясь, он попытался отодвинуть ладонь Де'Уннеро. Не прекращая говорить, бывший монах едва заметным движением схватил руку охотника и с шумом ударил ею по столу.

Не слишком сложный прием, зато проведен он был настолько четко, что у наблюдавших за ним охотников широко распахнулись глаза. Пожалуй, подумал Де'Уннеро, теперь им стало понятнее, как тихий и неприметный Бертрам Даль сумел в одиночку отразить набег на деревню.

— С меня довольно выпивки, — спокойным тоном сказал он охотнику, отпуская его руку и вновь прикрывая чашу ладонью. — Плесните-ка мне лучше голубичного сока, если он у нас остался.

Кто-то принес бурдюк с соком и налил ему. Де'Уннеро быстро закончил свой рассказ.

Поев, он сделал еще одну попытку отправиться восвояси, но охотники и слушать об этом не пожелали, заявляя, что пирушка только началась. Часть из них вернулись к своим разговорам, но большинство сгрудились вокруг Де'Уннеро, снова и снова требуя повторить рассказ о закончившейся столь славной победой схватке.

Бывший монах подыгрывал собравшимся и вскоре с удивлением признался себе, что наслаждается их вниманием. Может, в том было виновато вино, а может, он устал от необходимости скрывать свое истинное лицо и все, на что способен. Когда-то — как же давно это было! — он любил беседы, особенно если речь в них шла о его персоне. В Санта-Мир-Абель знали, что Де'Уннеро не упускает возможности лишний раз себя похвалить и не прочь похвастаться собственными достижениями. Но он никогда не говорил о том, чего не мог показать или доказать.

Итак, бывший монах сидел, наслаждаясь общением с его… наверное, друзьями. Пожалуй, эти охотники были ближе, чем кто-либо прежде, к тому, чтобы стать его друзьями. Было какое-то бесхитростное очарование в этой веселой шумной пирушке и в самом вечере, протекавшем легко, без неприятных последствий, если не считать головной боли поутру.

Вскоре Маркало Де'Уннеро забыл о своем решении пораньше улечься спать.

— А наш дружок — упрямая задница, — шепнул Микаэль, наклонившись к Джеллусу.

Он мотнул головой, откидывая с конопатого лица длинные сальные волосы, подмигнул и незаметно проскользнул за спину Бертрама Даля. Он терпеливо дожидался, пока герой сегодняшней пирушки поставит кружку с соком на столик и продолжит свою речь.

Улучив момент, Микаэль плеснул в кружку Даля из своей и вернулся на место.

— Я скажу другим, чтобы тоже не зевали, — пообещал Джеллус.

Он широко растянул в улыбке рот, обнажив кривые желтые зубы, и заглянул в собственную кружку, сосредоточенно разглядывая синеватые пятна, которые оставляла на ее стенках смесь «болотного» вина и голубичного сока.

— Капелька за капелькой, — объяснил свою затею Микаэль. — Иначе он учует, и тогда нам несдобровать.

Оба охотника расхохотались. Джеллус проделал то же самое, что и его приятель: незаметно плеснул в кружку Бертрама вина. Потом он заботливо долил туда соку из бурдюка и пошел выбирать очередного «заговорщика».

С каждым разом количество подливаемого Бертраму Далю вина увеличивалось, но он так и не заметил подвоха. Обычно сдержанный и скрытный, их дровосек менялся буквально на глазах. Он смеялся все громче, говорил все более возбужденно. В какой-то момент он вскользь упомянул, что одно время был причастен к абеликанскому ордену и даже находился в знаменитом монастыре Санта-Мир-Абель!

Микаэль получал истинное удовольствие от своей уловки, считая ее совершенно безобидной шуткой.

— Так значит, ты был связан с церковью? — спросил у Бертрама Даля Джедид.

Удивленный голос охотника напомнил Маркало Де'Уннеро о необходимости следить за своей речью. Неужели он сболтнул о своей причастности к ордену Абеля?

— Да нет, с чего ты взял? — ответил бывший монах. Он лихорадочно пытался вспомнить, что именно мог сказать о церкви и как отвести от себя возможную опасность.

— Постой, да ведь ты только что говорил, что работал в Санта-Мир-Абель. Кажется, где-то на востоке есть такой монастырь, верно я говорю? — поддержал Джедида другой охотник.

Судя по его более грамотной речи, Де'Уннеро заключил, что этот человек поумнее и пообразованнее остальных и кое-что знает о монастыре.

— Ты даже сказал, что смотрел на залив со стены аббатства, а к стене, выходящей на море, простых работников вряд ли допускают, — продолжал настырный охотник, и опасения Де'Уннеро с каждым мигом усиливались. — А теперь отпираешься от своих же слов. Так что из сказанного тобой считать за правду?

Бывший монах попытался вспомнить каждое свое слово и отыскать какой-нибудь выход.

— Чего ты от него допытываешься? — поинтересовался у своего приятеля Джедид.

— Я жил какое-то время в тех местах и немного знаю о тамошних порядках.

Охотник посмотрел на явно растерянного Де'Уннеро и с усмешкой добавил:

— Ты ведь носил сутану, скажешь, нет?

— Недолго, — ответил бывший монах. — Совсем недолго. Я быстро понял, что у меня мало общего с нынешней абеликанской церковью.

— Нет, ты, должно быть, попал туда намного раньше, — не отставал живший в тех местах охотник. — Ты вступил в орден лет в двадцать. Верно?

Де'Уннеро слегка кивнул и потянулся к своей кружке, осушив ее одним глотком.

Горло обожгло. Он не сразу понял, что к чему, но потом глаза Де'Уннеро округлились от неожиданного открытия. Так вот, оказывается, почему он допустил такую непростительную ошибку.

— Я не люблю и не хочу вспоминать о том времени, — сказал бывший монах.

Он довольно неуклюже поклонился собравшимся в хижине и направился к двери; его шатало из стороны в сторону. Де'Уннеро надеялся, что на свежем воздухе ему станет легче. Сейчас ему больше всего хотелось исчезнуть, растворившись в темноте летней ночи.

Однако охотники еще не утолили свою жажду в который уже раз выслушать удивительную историю о том, как Бертрам спас их деревню. Они загородили ему путь и стали оттеснять обратно. Де'Уннеро ничего не оставалось, как плюхнуться на заботливо подставленный ему стул.

Он заметил, как рядом тут же появился Микаэль, который поставил кружку на ближайший стол, а затем пододвинул его к стулу.

Де'Уннеро тоскливо посмотрел на кружку, потом прямо в глаза Микаэлю, но чумазый охотник в ответ лишь ухмыльнулся.

Бывшего монаха снова стали забрасывать вопросами. Де'Уннеро едва их слышал, ибо его сейчас больше всего занимало происходящее у него внутри. Положение, в котором он оказался, было для него непривычным и неприятным. Сам того не желая, он расслабился всем телом. Перед глазами плавал туман. К происходящему вокруг он относился с непривычным легкомыслием. Умом бывший монах понимал, что можно, а чего нельзя говорить, но почему-то вновь начал с излишней откровенностью отвечать на вопросы. Более того, он даже не сразу сообразил, что его втянули в разговор!