Норман Сеймон - Шаман

Животный протест на миг затмил мозг ученого, и он рванулся из невидимых пут изо всех своих могучих сил. Кажется, что-то пошевелилось, какая-то из лап, но невозможно понять, какая именно.

Паук затих, дав себе небольшой отдых. Озарение ударило словно молния. Как?! Он, смертоносец, ученый из прославленного Ута, собирается позволить сожрать себя этим низким тварям?! Да что же с ним стало, как он дошел до такого состояния? И с этой мыслью вернулась и уверенность, и сила. Быстро прощупав импульсом ожившей воли подбирающихся к нему хищников, паук убедился, что это действительно скорпионы, совсем молодой выводок. Всего несколько мгновений потребовалось восьмилапому, чтобы ударом воли, несущим огромный заряд ужаса, отогнать эту мелочь прочь.

Анза снова попробовал пошевелиться, и теперь успешнее - одна из лап явно начинала слушаться. Но еще слишком рано. Пока нужно поразмыслить, холодно, по-паучьи поразмыслить: что происходит? Как он мог забыть о своей силе? Ответ мог быть только один: в нем стало слишком много от человека. Постоянное общение и частые сливания сознания с Элоиз привнесли в смертоносца людские черты.

Восстановившаяся способность к самоанализу тут же прибавила к случившемуся еще одно открытие: Анза констатировал факт произошедших с ним изменений без каких-либо внутренних противоречий. Что вышло - то вышло, как бы говорил себе восьмилапый, так тому и быть. Возможно, самым страшным и было нежелание бороться со своим очеловечиванием. Видимо, процесс зашел слишком далеко.

Но что-то совсем древнее, мучительно вросшее в личность, еще боролось. Нет, он не человек! И никогда им не станет, даже если очень захочет. Анза вспомнил, как был с Элоиз во время ее случки с самцом. Маленькая долго была без мужчины, и несмотря на все несоответствие выбранной особи ее представлениям о необходимых для обладания ее вниманием качествах, девушка смогла полюбить степняка на короткое время. И Анза тоже.

Было в ее отношении что-то от материнского чувства, а что-то напротив, от тяги девочки к отцу - смертоносцу прежде нравилось анализировать ее эмоции, перелистывая их, словно книгу, через некоторое время после тех или иных событий, забравшись в свою ничего не теряющую память. Теперь смертоносец не столько разбирал случившееся, сколько вспоминал приятные мгновения. Да, он полюбил и желал этого самца, он помнил его кожу, и даже резкий мускусный запах в какой-то миг стал ему приятен.

В обычной жизни восьмилапый не испытывал к людям отвращения, как, впрочем, и другие пауки. Но, возможно, он был единственным смертоносцем, познавшим половое влечение человеческой самки на себе.

При этом сам Анза был противоположного пола, но имеет ли это значение при столь больших различиях их видов?.. Проникновение степняка, которого они сами же с Элоиз так настойчиво добивались, в какой-то миг дало пауку человеческое счастье. А потом - человеческое разочарование, острую тоску по несостоявшейся нежности и утешение в друге, которым сам же восьмилапый и был… Круг замкнулся, но имел продолжение, снова человеческое.

Паук опять попробовал сдвинуться, и на этот раз смог поскрести лапой по траве. Еще совсем немного, и он сумеет избавиться от стрел, а потом дело пойдет быстрее.

«Жди меня, маленькая, сумей спастись в Степи, сумей продержаться подольше, и мы снова будем вместе», - Анза бросил этот необычайно длинный для него импульс, пожалуй, даже выкрикнул в никуда. Это тоже не похоже на паука. Ну и пусть! Смертоносец сейчас отдал бы тысячелетия главенства своего вида на планете за благополучие одной рыжей девушки.

До попавшего в беду шамана было еще довольно далеко, но Класу стало ясно, что одному не справиться. Питти размахивал то одной, то двумя руками и что-то выкрикивал, при этом похоже было, что над землей виднеется только верхняя его половина. Охотник встал и обернулся. Как недалеко он, оказывается, отбежал! Вот они, все на своих местах: Эль напряженно следит за братом, Сойла, Элоиз и Стэфи сидят рядком, поглощенные искусством добывания огня. Терять нечего, Питти в беде, а без него им останется только вернуться в племя, вести обреченную войну со Степью. Клас закричал, размахивая копьем, потом снова пробежал несколько шагов и обернулся.

Эль уже скакал на выручку, словно паук-верблюд, не разбирая дороги, за ним спешила Сойла, успевшая тоже прихватить копье, и даже мальчик заковылял следом. На месте осталась только рыжая девушка, а в руке у нее поблескивал снова выхваченный меч. Ну, что же… Сначала надо разобраться с тем чужаком, что в беде, а потом придет очередь беду приносящей. Теперь уже Клас бежал не оборачиваясь и отчетливо видел, что нужно спешить. Голова Питти уже едва виднелась над низкой травой, а руки перестали вздыматься в мольбе о помощи.

Шаман преследовал Элоиз не спеша. Прежде всего он собрал стрелы - их нужно беречь. Ведь он и так пожертвовал две, для верности оставив их в смертоносце, - пусть сочится яд. Потом уже было поздно бежать, девушка успела уйти слишком далеко. В то же время следы она оставляла своими сапогами вполне отчетливые, по крайней мере для Белки. Питти был уверен, что сможет выследить и догнать подружку паука даже на следующий день, успев при этом поужинать и выспаться в кругу спутников. Но девушка шла прямо на них, а шаману отчего-то не хотелось убивать ее на глазах у этих дикарей, таких наивных и по-своему милых.

Еще утром он все время ждал расследования тройного убийства, суда, требований наказать чужака, тщательно продумывал линию защиты - но все оказалось ненужным. Пожиратели Гусениц приняли гибель соплеменников как естественный ход событий, даже не обсуждая. Хотел того шаман или нет, но в душе его поселилось чувство благодарности к маленькому народу. Может быть, не следовало убивать тех степняков… Ведь достаточно было отлупить всех четверых и отправить спать, воины из них никудышные. Но духи давно просили крови…

С этими мыслями Питти решил попытаться отрезать беглянку от степняков. Примерно прикинув, где они могут остановиться на ночную стоянку и наметив широкий крюк, он быстро припустил по Степи, проклиная бьющее в глаза солнце.

Питти не учел только двух вещей: того, что четверо путешественников остановятся на отдых, не отойдя и на пять полетов стрелы от места, где он позволил сделать привал, и того, что, выглядывая в траве свою жертву, сам может провалиться по колено в неприметную яму. Чем дальше, тем ситуация становилась все плачевнее - шаман не смог вытащить ногу. Сперва ему казалось, что она просто застряла в узком отверстии, но очень скоро его решительно потянули вниз. Некоторое время Питти сражался с переменным успехом, но потом невидимый противник, похоже, перехватил челюсти поудобнее и резким рывком втащил ногу лесного человека в нору по бедро.