Грэм Макнилл - Посол

В голове ее возникло одно-единственное слово: Мясник.

Крики Герхарда все еще метались эхом в ее сознании, и женщина обнаружила, что не может вспомнить, что произошло потом, — ничего, кроме мучительного вопля, предшествовавшего удару в висок.

— Можешь открыть глаза, — раздался вдруг мужской голос. — Я знаю, что ты очнулась.

Софья всхлипнула, потеряв самоконтроль, когда почувствовала руку убийцы, скользнувшую под подбородок и приподнявшую ее голову.

— Прости, что я ударил тебя, — сказал он. — Я просто не ожидал увидеть тебя там. Я думал, ты мертва.

Софья дернулась, попытавшись избавиться от хватки врага.

— Пожалуйста, не делай мне больно, пожалуйста, пожалуйста…

— Тсс… Я не собираюсь причинять тебе вред, матушка. Как ты могла подумать такое? После всего, что ты для меня сделала. Ты защищала меня, хранила меня, холила и лелеяла, ты любила меня и готовила к тому дню, когда мы наконец-то смогли избавиться от него. Как я могу сделать тебе больно? Я люблю тебя, я всегда любил тебя.

Софья разрыдалась еще сильнее, когда его руки пробежали по ее золотисто-каштановым локонам и она почувствовала близость убийцы. Она услышала, как он втягивает воздух, и поняла, что безумец вдыхает запах ее волос.

— Пожалуйста, — снова взмолилась она. — Все, что хочешь, только не убивай меня.

— Убить тебя? — рассмеялся голос. — Разве ты не помнишь? Ты уже мертва, но я сохранил частицу тебя.

Она с отвращением отдернула голову, ощутив прикосновение лица Мясника к своему и чужой влажный язык, лизнувший щеку. Его кожа казалась задубевшей и жесткой.

— Почему ты отстраняешься? — спросил он.

— Потому что ты пугаешь меня, — ответила Софья.

— Но это же я, — обиженно протянул он. — Твой маленький мальчик, твой бесценный воин. Посмотри на меня.

— Пожалуйста, нет, — всхлипнула Софья, зажмурившись еще сильнее.

— Я сказал — посмотри на меня! — взревел похититель и отвесил женщине тяжелую пощечину.

Софья ощутила во рту вкус крови, и тут же на ее бедра навалилась тяжесть — это убийца рухнул рядом с ней на колени, страдальчески воя.

— Прости! — скулил он.- Прости, мне так жаль. Я не хотел… Я больше не буду! Пожалуйста, не заставляй меня причинять тебе боль! Больше не надо. Ты же не хочешь этого.

Она почувствовала, что он встал прямо перед ней, и инстинктивно попыталась лягнуть врага ногой. Но он оказался слишком проворен, и удар не достиг цели.

— Я велел тебе открыть глаза, — произнес он жестко.- Если ты этого не сделаешь, я отрежу тебе веки.

Глаза Софьи наполнились слезами боли, и она повиновалась приказу.

Мясник был абсолютно гол, на теле его толстой коркой запеклась кровь, глаза маньяка блестели из-под маски из грубо сшитой человеческой кожи. Да, кожа, несомненно, когда-то принадлежала человеку, но этот лоскут отделили от плоти десятилетия назад, сохранили и сотворили из него этот гротескный лик. Длинный, узкий нож прятался в странных ножнах — в разрезе на мускулистом животе убийцы.

За его спиной, слабо подергиваясь на крюке мясника, вбитом в центральную балку крыши, висело истерзанное тело Матиаса Герхарда. На его лице, единственной части тела, на которой безумец оставил кожу, застыло выражение предсмертной муки.

Софья закричала.

Она кричала и кричала, пока убийца не прижался мертвой маской к ее лицу, яростно целуя женщину и крепко прижимая ее к своему обнаженному телу.

— Ты не должен волноваться, Каспар. Мы вернем ее, — сказала Анастасия, одной рукой сжимая его руку, а другой массируя основание его шеи.

Они сидели во дворе посольства, там, где Каспар дрался с Валдаасом и где Софья зашивала его раненое плечо. Анастасия была в малиновом платье, отороченном серебристым мехом; она приехала сразу же, как только услышала о нападении на дом Матиаса Герхарда. С той ужасной ночи прошло двое суток, а она появлялась в посольстве каждый день, принося надежду и подбадривая друга. В ярком, холодном утреннем свете ее кожа сияла; Каспар был благодарен за успокаивающие слова, несмотря на то, что время шло, делая их пустыми.

— Пашенко думает, что она уже мертва. — Каспар наконец-то высказал вслух мысль, терзавшую его вот уже два дня, не давая спать.

Чекисты и Рыцари Пантеры искали Софью и Герхарда, но в этом переполненном городе вероятность обнаружить их была чрезвычайно мала. Рыцарь, раненный во время нападения на дом Герхарда, не сообщил никакой полезной информации об убийце, кроме той, что тот легко победил охранников и дрался голым.

Единственное, что еще заставляло брезжить надежду, — это то, что тел не нашли и никто пока не оставлял Каспару зловещих приношений.

— Нет, не надо так думать,- покачала головой Анастасия. — Наверняка ведь, если бы этот сумасшедший собирался убить ее и Герхарда, он бы убил их сразу. Тогда же, когда он… когда он убил Стефана.

— Возможно.

Слова женщины не убедили Каспара.

— Чекисты еще не определили, что произошло на самом деле?

Каспар фыркнул:

— Нет. Этот дурак Пашенко с радостью схватил бы какого-нибудь подходящего козла отпущения, но ему ничего не известно.

Анастасия вздохнула:

— И он не знает, куда и зачем забрали Софью и Герхарда?

— Если и знает, то не говорит.

Анастасия кивнула и прикусила нижнюю губку, словно пытаясь решить нелегкую этическую дилемму. Каспар заметил выражение ее лица и спросил:

— Что такое?

— Ну, видишь ли… я знаю, что тебе нравится Софья,- неохотно выдавила Анастасия.

— И что?

— А много ли ты на самом деле знаешь о ней?

— Достаточно, чтобы понимать, что она прекрасный человек и что ей можно доверять.

— Вот это-то я и имела в виду. Ты доверяешь ей, но по-настоящему не знаешь ее, так? До того как она стала работать на тебя, она частенько работала на Василия Чекатило.

— Ты шутишь, — пробормотал Каспар, не веря своим ушам.

— Хотелось бы мне, чтобы это было так, Каспар, но у меня есть причины утверждать, что она работала на него несколько лет.

— К чему ты ведешь?

— Чекатило не тот человек, от которого можно просто взять и уйти,- ответила Анастасия.- Я знаю. И скажу тебе, что, возможно, Мясник вовсе и не похищал Софью. Возможно, это Чекатило вернул ее себе силой.

Время смазалось; единственной связью с внешним миром стал расплывчатый свет, с трудом проникающий сквозь застекленную крышу. Софья не знала, сколько дней прошло с момента ее похищения, лишь боль усиливалась с каждой секундой да росло осознание, что она, по всей вероятности, умрет на этом вонючем чердаке.

Она плакала слезами горечи и отчаяния, а окровавленный скомканный лоскут, засунутый в рот и перевязанный широким кожаным ремнем, приглушал всхлипы. Запястья тупо пульсировали; она больше не чувствовала кончиков пальцев, малейшее движение рождало жгучую боль — сухая корка крови трескалась, а грубая веревка глубже впивалась в мясо.