Марина Дяченко - Бастард

Разбежавшись в темноте, слуги в одно мгновение засветили множество факелов — стало светло, как днем. Князь кивнул — слуги исчезли.

Это был зал — совершенно пустой, стены его были сплошь увешаны оружием, здесь были пики, алебарды, мечи, трезубцы, арбалеты, шпаги, кинжалы — целый арсенал смертоносного железа. Рукоятки кривых ятаганов украшены были шелковыми кистями, яркими, как крылья бабочек; тяжелые, утыканные шипами палицы оттягивали удерживающие их цепи. С круглых и треугольных щитов скалились увенчанные коронами звери, один другого свирепее; боевые панцири, пустые изнутри, пугали схожестью с живыми людьми. И снова картины в тяжелых рамах, Станко различал только белые пятна многочисленных лиц…

В дальнем конце зала помещалась высокая золотая подставка с ножкой в виде птичьей лапы; на подставке покоилась атласная подушечка, а на подушечке лежал предмет, который Станко силился и не мог рассмотреть.

— Раньше здесь был тронный зал, — буднично сообщил князь, — здесь вершили суд, карали и миловали… Порой и казнили здесь. Как сказала твоя мать — «казни его»?

Станко обдало холодом, мурашки забегали по спине, рука с мечом дрогнула:

— Нет… Не надо… Этого вспоминать…

— Теперь здесь оружейная, — продолжал князь, как ни в чем не бывало. — Здесь прекрасный выбор оружия, но тебе лучше биться своим мечом. Он совсем не плох, и ты к нему привык…

Станко молчал, глядя в мозаичный пол, перед глазами у него стоял Илияш, такой, каким он его помнил — веселый, с бородой…

— А я, если ты не против, выберу себе… У каждого меча здесь особая история, и на счету каждого десятки жертв… Наши предки были безжалостны, Станко, и наградой, и приговором им служила эта вещь, — князь кивнул на предмет, покоящийся на подушечке, и Станко наконец-то понял, что это такое.

— Венец… Это… Тот самый венец?

Князь кивнул, выбирая оружие.

«Бывало так — свершил месть и заполучил власть одним ударом… Ты вот что станешь делать… с княжеским венцом?»

— Я, пожалуй, возьму вот это, — князь взвешивал в руке длинный меч с рядом зазубрин с одной стороны лезвия, с большим рубином на рукоятке. — Это очень достойный клинок… Ровесник «зажор». Хочешь взглянуть?

— Нет, — сказал Станко шепотом. — Я… Можно, я посмотрю картины?

— Конечно, — князь для пробы несколько раз взмахнул мечом. Свистнул рассекаемый воздух.

Медленно, очень медленно Станко двинулся вдоль стены. Рукоятки и лезвия… Наконечники и острия… Темная рама. Рядом, освещая картину, жарко пылает факел.

Станко вгляделся.

На темном холодном фоне продолжалась война — топорщились копья, окровавленные клинки высовывали жало из чьих-то спин, внизу, под ногами бойцов, пучили глаза чьи-то отрубленные головы… Станко прерывисто вздохнул и пошел дальше.

На стене — клинки, клинки, ими протыкали насквозь, на них нанизывали, как на вертел…

«Пехота с копьями, конница с арбалетами… Горстка продиралась к замку, лезла на стену, убивала женщин, детей… Брали замок и жили там, пока их обиженные родственники не собирали новое войско…»

Станко сглотнул. «Хорошие предки у князя Лиго» — «Это и твои предки».

А это что еще?! В другой раме, совсем не такой большой, щерилась ловушка «зажора»… Станко узнал ее! Рядом стоял человек в темной накидке и остроконечном колпаке, самодовольно усмехался, будто позируя на парадный портрет… Из воронки высовывалось белое, перекошенное ужасом, совсем молодое лицо…

Станко пошел быстрее; следующая картина была и в самом деле парадным портретом — надменный, видимо, знатного происхождения колдун смотрел прямо Станко в глаза, смотрел покровительственно и чуть ли не добродушно; за плечом у него угадывался огромный профиль крючконосого старика с трубкой, над трубкой зависла «желтомара», в другой «желтомаре», растянувшейся по земле, погибал, похоже, целый отряд — кровавое месиво…

Станко зажмурился и отшатнулся. За спиной у него послышался короткий смешок.

Он обернулся — князь стоял посреди зала, стоял, небрежно опираясь на меч, покачивая головой:

— Хватит, Станко… Ты забыл, для чего пришел сюда.

По спине Станко снова продрал мороз. Рука с мечом дрожала.

— Иди сюда, сын.

Слово было сказано. Кусая губы чуть не до крови, Станко приблизился.

— Я знаю, ты хорошо дерешься… Я тоже хорошо дерусь, Станко. И я буду драться в полную силу. Без снисхождения, понимаешь? Я говорю это для того, чтобы ты собрался и сосредоточился, как перед последним боем.

Станко через силу кивнул.

— Вот так… Теперь выбери позицию.

Станко остался стоять на месте, факелы горели ярко, их огни расплывались у него в глазах бесформенными пятнами, но четко и ясно он видел перед собой лицо отца:

— Юноша по имени Станко, я признаю тебя своим сыном и признаю за тобой право вступить со мной в поединок. Начали.

И, вскинув меч, он шагнул по мозаичному полу — легко и радостно, как танцор. Станко вспомнил бой с облитыми смолой висельниками — тогда Илияш двигался так же красиво, и смертоносным было его оружие… Они стояли тогда спина к спине, и жизнь каждого зависела от другого, и выстояли они только потому…

Проклятое тренированное тело действовало отдельно от разума. Станко парировал первый удар и увернулся от второго. Князь не спешил, но и не медлил — прощупывал его оборону тщательно, последовательно, он действительно великолепный боец… Рано или поздно он найдет в обороне щель, и тогда…

Станко заработал мечом быстрее, сам предпринял попытку атаки неудачно, князь тут же перевел свою оборону в контратаку, и Станко отступил.

В его глазах плыли, качались факелы. Да нет же, он тоже боец! Он однажды уже одолел Илияша в поединке, хотя тогда в руках его была всего лишь жердь… Отступление — позор для воина, слабый не достоин носить оружие… Вперед!

И Станко снова атаковал, бешено, свирепо, и князь перешел в оборону, и, оступившись на мозаичном полу, в последний миг увернулся из-под смертоносного клинка.

Станко представилось вдруг, как меч его опускается на голову противника, рассекает надменное безбородое лицо.

«Отомсти, сынок…» «У меня есть, есть отец!» «Я найду его и убью во что бы то ни стало»… Илияш, Илияш, как ты подвел меня, как подвел… «Зажоры», обломки моста, змеи, «желтомары»… Илияш, Илияш…

Да они же подняли оружие друг на друга!!

И тогда, отразив очередной удар, отпрыгнув, он изо всех сил швырнул меч в стену. Прожужжав по воздуху, клинок врезался в лицо колдуну с картины, тому, что придумал «желтомары». Закачалась тяжелая рукоятка — острие вошло в щель каменной стены.