Святослав Логинов - Колодезь

– Возможно, ты прав, – согласился Семён. – Однако мне придётся покинуть тебя, добрый человек, земные дела призывают меня... – Семён щёлкнул ногтем по ошейнику, объясняющему всё яснее слов.

Тем не менее, случайная встреча не осталась без последствий. Ночью в бедной части караван-сарая, где вповалку спали рабы и свободные погонщики, бродяги и крестьяне, приехавшие на рынок, Семён снова встретил веротерпимого проповедника.

Южная ночь непроглядно темна, особенно если время выдастся безлунное. В духотной тьме исходят трелями сверчки, и неприкаянный плач шакала вторит им из запредельного далека. Огонёк коптилки, всю ночь мерцающий у ворот хане, привлекает не столько запоздалых путников, сколько сонмы мотыльков, летучих жучков и прочих эфемерид. Кружок людей, собравшихся вокруг светца, быстро распался, утомлённые работники расползлись по углам, выбирая кошму помягче. Семён, оставшись один" тоже хотел идти на покой, но тут во тьме обозначилась белая фигура, давешний собеседник присел на корточки рядом с Семёном и продолжил прерванную на полуслове беседу, как бы и не прерывалась она долгими дневными трудами:

– Я вижу, мудрый раб, ты из тех, кто умеет молиться сердцем. Скажи, какова твоя вера?

– Я православный, – ничуть не удивившись, повторил Семён.

– Слово «мусульманин» значит то же самое, – заметил проповедник, – и «католик», насколько мне известно, – тоже.

Семён пожал плечами: что ж делать, всяк кулик своё болото хвалит.

– У каждого человека своё добро и своя правда.

– Ты прав, – согласился странный собеседник и некстати представился: – Можешь звать меня Меджмуном.

Семён мимоходом подивился неподходящему прозвищу, затем сказал, привычно поковеркав своё имя:

– Меня зовут Шамон.

– Скажи мне, Шамон, тебя никогда не удивляло, что в мире столько зла?

– Нет. Если удивляться каждой несправедливости, придётся весь век ходить с разинутым ртом.

– Но почему так происходит? Ведь ты, наверное, полагаешь своего бога благим и добрым.

– Бог добр – злы люди, – твёрдо сказал Семён.

– Но ведь их сотворил бог. Зачем он сделал их злыми?

– Он сделал их не злыми, а свободными. Иначе они ничем не отличались бы от зверей. А уже потом свободный человек злоупотребил свободой. – Семён обхватил ладонями шею, словно стараясь скрыть и без того невидимый ошейник.

– Приятно слышать мудрые вещи из уст нестарого человека. Скажи мне, Шамон-ата, в чём смысл жизни?

Ответа Семён не знал, однако произнёс без тени сомнения:

– В исполнении предначертанного господом.

– Воля бога, если она такова, как представляют богословы, исполнится и без наших стараний. Жаль, никто не знает наверное, в чём состоит эта воля. Разные люди говорят об этом разное и сходятся лишь в одном – человек создан по образу и подобию своего создателя.

– С этим никто не спорит.

– Но скажи в таком случае, почему адепты всех религий так ненавидят божий образ? Все начиная с суфитов и кончая христианскими отшельниками, занимаются измождением плоти. Даже ты, мудрый раб, носишь власяницу, терзая плечи жёстким волосом. Вы бичуете себя, возлагаете вериги, искажаете сами себя скопчеством, веря, что делаете это царствия ради небесного. Дервиши гордятся вшами, что едят их плоть, и червями, что копошатся среди гноя. Ты почитаешь иконы, Шамон, а разве сотворённый самим богом образ не выше деревянной доски? Ударить по лицу человека – хуже, чем плюнуть на чудотворную. Однако вы все это делаете. Вряд ли такое единодушие не имеет глубокой причины.

– Мне кажется, – произнёс Семён больше для того, чтобы не молчать, – что ты тоже давненько не умащал свою плоть, и если поискать, то в твоих волосах тоже найдётся несколько гнид.

Меджмун почесал за ухом, поймал вошь, поднёс к свету, разглядывая, потом раздавил.

– Я не чту ни бога, ни его образ, – сказал он, – хотя и не терзаю себя ненужными мучениями. Мне просто нет дела до плотской жизни. Моя вера иная.

– Какая же? – задал Семён давно ожидаемый вопрос.

Однако проповедник не пустился в откровения, а спросил:

– Шамон, ты читал священные книги христиан?

– Да! – с вызовом ответил Семён.

– Значит, тебе известно, что господь израильтян ревнив.

– Это всем известно.

– Как может ревновать единственный бог? К кому он ревнует, если он един и сотоварищей и соперников ему нет?

– К ложным богам, несуществующим, но измысленным людской немощью.

Меджмун покачал плешивой головой.

– Сомнительное утверждение, к тому же оно показывает бога мелким завистником. Но я не стану его оспаривать, пусть будет по-твоему. Скажи, когда бог сотворил Адама и супругу его, что он велел и что заповедовал?

– Велел плодиться и размножаться, а заповедовал касаться древа, – ответил Семён, удивляясь странному разговору. Обычно проповедники с ходу начинали изрекать свои истины, не интересуясь знать, что думает собеседник. А этот – расспрашивает, хотя, судя по всему, читал священное писание и разбирается в нём получше Семёна.

– Но ведь люди плодятся через плотский грех...

– Это ныне, – терпеливо объяснил Семён, – а тогда они были наги и не понимали того. В те дни не было греха в плотской любви, как нет его для зверей, которые плодятся безгрешно.

– Ты хочешь сказать, что нарушение божьей заповеди сделало человека человеком, а прежде первородного греха он ничем не отличался от всякого скота? Кто же тогда истинный творец – бог или соблазнитель?

Семён озадаченно крякнул. Вопрос пришёлся в больное место.

– Кто знает, – произнёс он, обращаясь скорее к самому себе, нежели к собеседнику, возможно, было бы лучше, останься люди в первородной чистоте и безмысленности. Во многом знании – многие скорби, я не раз испытал эту истину на собственной шкуре.

– А согласился бы ты поменяться со своими верблюдами не судьбой, она и так не слишком разнится, а сущностью?

Семён вдумался в смысл сказанного, и его продрало жутью.

– Нет.

– Выходит, что смысл жизни всё-таки в знании, даже если оно несёт скорбь. Но тогда останется ли богом тот, кто заповедал касаться древа познания?

– Не кощунствуй, – устало сказал Семён. – Пути господни неисповедимы, не стоит и мудровать об этом.

– Ладно, я согласен. Но бог единый для христиан, иудеев и мусульман, он, во всяком случае, честен? Всегда ли он исполняет обещанное, карает порок и награждает верных?

– Да. Хотя порой это случается в будущей жизни.

– Возможно, я читал испорченные книги, – с сомнением произнёс Меджмун. – Если это так, то поправь меня там, где я ошибусь. Правда ли, что, изгнав из рая согрешивших, бог велел им питаться всяким произрастанием, а мясную пищу позволил лишь потомкам Ноя после потопа?