Дуглас Брайан - Дочь друидов

– Потуже замотай ему горло, – советовал Конан, наблюдавший за тем, как девушка, по локоть измазанная в крови Туризинда, возится с повязками. – Палку подложи и поверни ее несколько раз, чтобы затянуть покрепче. Нет ничего лучше, чем тугая повязка на шее, знаешь ли.

– Да уж, знаю, – засмеялась она. – Шутки у тебя… натужные.

– Это потому, что я наглотался яда, – ответил Конан. – Обычно я довольно веселый малый.

– Осталось только понять, кем ты был раньше, – сипло выговорил Туризинд, – подручным палача или помощником могильщика.

– Я был тобой, – сказал Конан, на сей раз без тени улыбки.

– В каком смысле? Ты тоже был наемником? – Туризинд поразился услышанному. – Это странно! Наемники обычно знают друг друга… Я хочу сказать – все капитаны, как правило, знакомы. А ты достаточно стар, чтобы быть капитаном.

Этот намек на юный возраст киммериец пропустил мимо ушей.

– Может быть, я слишком стар для того, что бы ты мог меня знать, молокосос, – заметил Конан. – Впрочем, тебя я тоже не встречал, хотя не раз продавал свой меч, в том числе и в Аргосе. Только это было южнее зингарской границы. А Зингаре тебе не доводилось сражаться?

– Нет, – Туризинд покачал головой. – Когда у меня бывали тяжелые времена, я бродяжил по Аквилонии.

– Красивая страна, – вздохнул Конан.

Кое-как утихомирив рану Туризинда, девушка махнула рукой:

– Идем дальше. Здесь оставаться не следует. Монстры могут напасть снова… Кажется, мы не всех перебили. Кроме того, я не сомневаюсь, что вслед за первыми прилетят еще. Такая нечисть всегда летает стаями.

– Откуда они взялись? – недоумевал Туризинд, ковыляя вслед за девушкой. – Просто взяли и свалились на нас с неба? Но почему именно на нас?

– Потому что те люди в Дарантазии непременно желают остановить нас, – сказал Конан. Он выглядел угрюмым. – Я уже говорил об этом. Не понимаю только, почему никто из вас мне не поверил. Сперва проклятые маги прислали своих агентов в Юстриан, а когда это не помогло – допросили Дертосу и, выяснив ее местонахождение, нагнали сюда этих летучих мышей.

– Но почему же друиды не помогли нам? – продолжал недоумевать Туризинд.

Внезапно он ощутил дурноту. Голова у него закружилась, он едва устоял на ногах.

– Что за дьявольщина? – выговорил он. – Неужели я потерял так много крови?

Он взглянул на своих спутников – те выглядели не лучше: у Конана глаза вылезали из орбит, он побагровел и схватился обеими руками за горло, а Дертоса, напротив, стояла очень бледная, и слабое сияние вырывалось из ее тела.

– Бежим! – прошептала она.

«Поблизости монстры, – понял Туризинд. – Много…»

Он сделал шаг и свалился замертво.

Пробуждение оказалось страшнее забытья. Когда Туризинд открыл глаза, то первое, что предстало его взору, была оскаленная морда чудовища и вырывающееся из ее пасти синеватое пламя.

Туризинд хотел было вскрикнуть, но язык присох к гортани. Слабый писк вырвался из его горла, и Туризинд от души понадеялся, что поблизости не окажется свидетеля, который услышит этот жалкий звук.

– Очнись! – Кто-то подталкивал его в бок. Туризинд поднял глаза и увидел, что над ним стоит Дертоса.

Теперь на девушке была другая одежда – так одевались девушки народа друидов: кожаная туника чуть ниже колен, мягкие сапоги, украшенный бисером пояс, спущенный на бедра. Рукоять меча виднелась из-за ее плеча. Того самого, с кривым клинком, которым она убила нескольких монстров.

– Приди в себя, они все мертвы, – сказала Дертоса.

Она улыбнулась и села рядом на корточки.

– Опасность миновала. По крайней мере, на несколько колоколов. Если мы поторопимся, то к ночи будем уже в безопасности.

Она потянула его за руку.

– Вставай. Ты был отравлен, но сейчас воздух чист.

Туризинд с трудом сел. Шея болела, голова гудела, словно с перепоя.

– В такие минуты я завидую мертвым, – выговорил он немеющими губами и попытался снова лечь, но девушка ему не позволила.

– Стыдно, – прошипела она сквозь зубы. – Возьми себя в руки.

При слове «стыдно» он окончательно очнулся. Посмотрел на огонь. Голова монстра уже исчезла в пламени.

– Сколько их было? – спросил Туризинд.

– Больше сотни, – ответила девушка. – Друиды приняли бой. Они не так восприимчивы к яду, который распространяют вокруг себя эти создания, поэтому-то и заманили их в ловушку на эту поляну. К нам прорвалось только шестеро. Остальные все бились здесь.

Туризинд сделал несколько шагов. Он отошел от костра, на котором сгорали трупы монстров, и осмотрелся по сторонам.

Поляна представляла собой страшное зрелище. Повсюду видны были широкие, размазанные по траве пятна крови, преимущественно бурой и сизой. Это была кровь монстров. В каждом из этих хрупких летучих тел ее заключалось гораздо больше, чем можно было бы предположить, глядя на чудовищ.

«Это потому, что они сосут кровь,- подумал Туризинд. – Они накапливают ее. В ней – их сила, ее они претворяют в отраву…»

У него опять закружилась голова, стоило ему подумать об этом. Отрубленные когти, части конечностей, разорванные кожистые перепонки кое-где еще валялись на земле. Но страшнее всего было другое.

Пятеро или шестеро друидов были тяжело ранены и истекали кровью, а двое были мертвы.

Вид мертвых друидов потряс Туризинда. Он никогда прежде не представлял себе, что эти существа, наделенные долгой жизнью, могут умереть. В друидах всегда было слишком много жизни, чтобы человек отважился представить себе их мертвыми. И все же эти двое погибли. Светлые, могущественные создания были мертвы, разорванные зубами и когтями каких-то отвратительных уродов, порождений извращенного человеческого мозга какого-то колдуна!

Туризинд услышал чей-то громкий крик – и вдруг понял, что кричит он сам. Все его существо противилось увиденному. И – хуже того – он понял, что один из раненых друидов тоже скоро умрет. Те, что могли исцелиться, наливались жизненной силой прямо на глазах. Их раны затягивались, глаза становились все более ясными и чистыми. Но последний уходил. Он как будто развоплощался, и происходило это стремительно и необратимо. Вот кожа друида побелела, сделалась почти прозрачной. Глаза утратили всякое выражение. Еще миг они лучились тихой грустью неизбежного расставания, а затем исчезла и она. Остался только свет.

Поток чистого, ничем не замутненного света… Он растекался по поляне, прикасаясь к каждому из остающихся: так умирающая мать гладит по щекам своих плачущих детей, уговаривая их расти хорошими, смелыми людьми… Внезапно Туризинд почувствовал, что и ему была уделена эта мимолетная ласка. Огромная любовь наполнила его душу, он ощутил себя отважным, могучим, полным сил, полным желания жить и, если понадобится, умереть ради других людей… он ощутил себя героем, и в этот миг у наемника не возникло ни малейшего желания посмеяться над собой и своими неуместно высокими чувствами.