Александр Прозоров - Креститель
— Помнится, нищий на дороге сказывал, что там стоянка удобная есть, — кивнула Пребрана на отходящую в небольшой лесок колею.
— Да, говорил, — согласился Олег. — И предупреждал, чтобы мы туда не сворачивали. Интересно, почему?
— Дык, нужно повернуть и посмотреть, — предложил Радул. — Чего нам бояться? От злых духов ведун защитит, с людьми тем паче управимся.
Он ехал первым и уже потянул правый повод коня. Небольшой отряд с полверсты проехал по узкой дорожке, еще саженей триста под кронами редко стоящих пирамидальных тополей, между которыми поднималась высокая трава, и оказался в чистом сосновом бору. Колея повернула влево, пересекла круглую полянку метров десяти в диаметре, ручеек шириной в два шага и на том берегу потерялась среди деревьев.
— Место вправду ладное, — спешился богатырь — Что скажешь, ведун?
— Удобное, — согласился Середин, недовольно оглядываясь по сторонам.
Сосновые лес, конечно, приятен и для здоровья полезен — но берегини больше любят места лиственные. Березки, кустарник низкий, особенно орешник и сирень. Жасмин любят — тот вообще, если берегинь нет поблизости, паршивеет мгновенно; паутина на нем нарастает, гусеницы листву жрут, жучки всякие в несметном количестве заводятся. А среди голых сосновых палок добрым существам, коли прийти захотят, и укрыться-то негде.
Зато — травы для лошадей в достатке, вода чистая, кострище старое, не раз путниками использованное. Грех такую стоянку бросать. Он вздохнул, спешился, подошел к Пребране:
— Дозволь помогу, красавица.
Девушка неожиданному предложению удивилась, но отказываться не стала и оперлась на предложенные руки, спрыгивая на траву. Середин вежливо улыбнулся, отошел. Крестик на левой руке, который он пронес над ногой боярышни, никак не отреагировал — магическое воздействие ушло. Это означало либо то, что в нем не было ничего особенного и оно просто развеялось, либо… Либо заклятие подействовало, выполнило свою роль и теперь его больше нет.
— Сосны, сосны… — Ведун вернулся к сумке, достал краюху хлеба, обломил краешек, добавил немного пшена, прихватил миску для воды. — Жалко, молока нет. Лесные жители молоко любят.
Не видя поблизости кустов, он выставил угощение в густую траву — там, где горькая полынь захватила себе несколько саженей светлого места, — поклонился:
— Сытости вам и радости, жители лесные, берегини и травники, лешие и лесавки и всякая душа, что возле нашего шалаша. Примите наше угощение, не сердитесь за вторжение. Вместе повечеряем, вместе переночуем, а поутру друзьями расстанемся.
Он отошел на несколько шагов и остановился, прислушиваясь… Нет, не шелохнулось ни единой травинки, не зашуршала листва. Не торопится никто за угощением. Или нет никого из маленьких лесных духов?
Когда такое случилось в последний раз, он напоролся на василиска. В предпоследний — на логово оборотня. Мелкая, дружелюбная к людям нежить обычно уходит из мест, где заводится нежить крупная и злая, — и теперь ведун начал жалеть, что не последовал совету странного нищего, но искать место для новой стоянки было уже поздно. Холоп с боярином Радулом ушли за хворостом, Рада снимала вьюки, расседлывала коней.
Середин отошел к своей паре, расстегнул на гнедой подпругу, снял седло, кинул на землю потник. Затем освободил от вьюков чалого. Сорвал пучок травы, тщательно отер спину и бока сперва кобыле, потом мерину и, лишь убедившись, что они уже остыли, пустил к ручью. Попьют, потом сами начнут траву щипать, разрешения не спросят.
Олег накинул на плечи косуху, несколько раз обошел поляну, с каждым разом всё больше и больше расширяя круг, однако ничего подозрительного не заметил, да и крестик оставался холодным. Не имелось тут никаких следов магического воздействия, и могилы, обещанной попрошайкой, тоже видно не было.
— Может, и обойдется… — пробормотал ведун, возвращаясь в лагерь.
Здесь уже разгорелся костер, грелась над огнем вода. Служанка приготовила миски, в одну из которых насыпала гречу, в другую — бурые кусочки вяленого мяса. Третья была пустой. Середин прихватил ее, сходил к ручью, зачерпнул воды, поставил возле берега, накрыл ладонями, забормотал наговор от порчи:
— В море-океане, на острове Буяне стоит бык железный, медны рога, оловянны глаза. Ты, бык железный, медны рога, оловяпны глаза, вынь из девы красной Пребраны порчу и верхову, слово колдовское, глаз черный, навет долгий. Брось в океан-море, а белый мелкий жемчуг-песок, в печатную сажень, чтобы она не могла ни выйти, ни выплыть, не подыматься бы отныне и до века…
Крестик заныл — значит, всё получилось правильно.
— Боярыня, глаза закрой… — Семь раз он брызнул с пальцев мелкие капельки наговоренной воды на Пребрану, избавляя ее от возможного сглаза, потом по разу тряхнул на каждого из спутников и прошел по поляне, осыпая ее влажной пылью. — Так спокойнее будет. Ну, и черту я на всякий случай вокруг проведу. Так что ночью не гуляйте.
Пока совсем не стемнело, Базан натянул тент, холопка полезла расправлять походное ложе. Боярышня присела ближе к ведуну:
— Ты и вправду Бабу-Ягу трогал?
— Правда.
— Побожись.
— Перуном клянусь, разрази меня гром.
— Ты чего! — хлопнула Пребрана его по колену. — Ты чего — князь, Перуном клясться?
— Как умею.
— Значит, правда трогал?
— Правда.
— Покажи руку.
Середин повернул левую ладонь вверх. Девушка с минуту просидела тихо, потом осторожно положила ему на ладонь свою. Вдруг резко отпрянула, поднялась:
— Ничего ночью не случится, ведун?
— Постараюсь, — неуверенно пожал плечами Олег. — Вроде, спокойно всё.
— На тебя надеюсь! — напомнила боярышня, словно была тут самой главной. — Что-то есть не хочется. Рада! Давай, снедай по-быстрому и ко мне приходи. Мерзну.
Ночные смены распределили, как и в прошлый раз: Базану — вечернюю, ведуну — ночную, боярину — предрассветную. Середин, спутав коням ноги, обсыпал лагерь тонкой линией толченого угля, завернулся в шкуру и провалился в глубокий сон.
Он в очередной просыпался, шел к холодильнику, высыпал сваренные накануне макароны на сковороду, заливал яйцом, торопливо ел, после чего сбегал вниз, садился на мотоцикл и мчался, вдыхая ароматные сизо-белые выхлопные газы. Потом открывал кузню, разогревал уголь. И всё было бы хорошо, кабы не струя вентилятора, что выбила из горна один уголек, и тот упал ему прямо на запястье…
Олег открыл глаза, потер левое запястье, к которому плотной тряпицей был привязан крестик. Больно, конечно, — но лучше не снимать. Пару раз он уже попадался, переложив амулет в карман, а потом забыв прикрепить его обратно. Спокойнее потерпеть, чем остаться без предупреждения, когда нежить какая-нибудь явится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});