Матабар. II (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич Дрой
Видеть перед собой постоянное напоминание о том, что кому-то не то, чтобы «повезло», а он просто родился в «нужной» семье… которая, ко всему, еще и является семьей военных преступников…
Ардан покачал головой.
Что он там думал о благодарности второй канцелярии? Ему, в самом натуральном виде, заранее обеспечили положение персоны нон-грата. Пожалуй, это вписывалось в те слова, оброненные Плащом во время встречи в доме Анорских. Потомку Арора Эгобара лучше держаться подальше от столицы и не привлекать к себе лишнего внимания.
А если уж он, все же, оказался здесь, среди цвета страны, то надо сделать так, чтобы ни в коем случае этот самый цвет страны не решил завести с нежелательным элементом каких-либо связей.
— Замечательно… — проворчал Ардан, поправляя мешок, все норовивший соскользнуть с плеча.
Следуя на расстоянии за группой первокурсников, они пересекли атриум, затем прошли через одну из дверей и оказались в арочном коридоре, где через высокие окна с одной стороны была видна Площадь Звезд (горожане на ней, после завершения представления, начали постепенно расходиться), а с другой — широкий проспект, по которому ехали, сверкая фарами сквозь дождь, автомобили.
Опять дождь…
Март предупреждал, что погода Метрополии весьма своеобразна. Пять месяцев осени, пять месяцев зимы, три недели весны и пять недель лета, которое, по сути, является помесью едва ли не всех прочих сезонов. И редкой удачей считается встретить на небе солнце. Среди горожан даже ходила шутка на этот счет. « В Метрополии было солнце, но я в тот день работал».
Ардан тогда, в прерии, наивно полагал, что Борсков преувеличивает или хочет впечатлить, а может и припугнуть ничего не знающего о внешнем мире ковбоя, но…
Юноша поднял взгляд на небо. Низкое и тяжелое. Оно походило на пролитый мазут, размазанный по вязкой и мокрой земле, раскатанной тракторами и вскопанной плугами. Липкое и тягучее, пытающееся затянуть тебя внутрь и задушить. И столь же разительно под ним сияли огни города, стремящиеся пронзить нависшую над ними тьму.
Как там говорил Март?
« Город контрастов. Контрастов во всем».
Пожалуй, он был прав…
— Так-так-так, — прокаркал сухой; въедливый, как моль, голос. — Что у нас здесь? Первоку-у-урсники…
Ардан и сам не заметил, как вместе с группой студентов успел миновать множество дверей и добрался до самого конца своеобразного тоннеля.
Вместе с остальными он прошел за массивную створку из дерева, запирающуюся изнутри на, что неожиданно, засов. Сняв шляпу, Ардан осмотрелся.
Он стоял около… да, совершенно верно, очередной стойки. Обшарпанная, местами с облупившейся краской и сползающим растянутыми чулками лаком, она примостилась около недавно вымытой лестницы, ведущей наверх и, соответственно, вниз.
За самой стойкой, помимо открытого стеллажа с пронумерованными секциями, хранящими внутри по четыре ключа, обнаружился еще и пожилой мужчина. С повязкой на правом глазу, со сморщенным лицом, покрытым кожей, напоминающей кожуру переспелой вишни, он беспардонно ковырялся узловатым пальцем в длинном, горбатом, орлином носу. Залысина уже почти одолела его некогда, пожалуй, пышную шевелюру, а теперь по вискам струйками грязного ручья стекали несколько прядей жидких, седых волос.
Он носил замасленный желтый мундир, а синяя фуражка покоилась на вешалке, чуть ли не согнувшейся под весом армейской шинели — ровесницы старика. На груди, судя по всему — коменданта мужского общежития университета, висела одна единственная медаль. Начищенная до такого блеска, что в ней отражались лица первокурсников, сгрудившихся около бортика.
— Слушаем внимательно, рядовые! — гаркнул старик и тут же закашлялся в горьком, мокром кашле, после чего сплюнул в стоявшее внизу ведро и продолжил. — В казарме отбой ровно в двадцать часов!
— Двадцать часов? — шепнул один из троицы. — Что это?
— Так в армии часы считают, — ответил ему товарищ. — Это на армейский лад.
— Вечные Ангелы… а я думал Вит шутил, когда говорил, что новый комендант немного свихнулся на военной служ…
— Тише ты! Вдруг услышит!
Но комендант не слышал. Студенты говорили так тихо, что если бы не слух матабар, то и Арди бы ничего не разобрал.
— Разговорчики в строю! — но вот зрение старика пока еще не подводило. — После отбоя никого не впускаю и не выпускаю! Опоздаете — будете спать на улице. Это понятно?
Студенты что-то неразборчиво пробормотали.
— Не мямлить! — рявкнул комендант и, вновь закашлявшись, опять сплюнул в ведро и, утерев губы рукавом, шлепнул ладонью… протезом ладони о стол. — Кто вздумает, что сможет из окна вылезти по своим скабрёзным делам, тот потом может не возвращаться! Выгоню! Баб тоже не водить! Увижу хоть одну юбку — вы пожалеете, что кто-то когда-то вам рассказал, что делать с отростком в ваших штанах! Колдовать в казармах запрещено! Хоть одна печать и вы вылете отсюда быстрее, чем пробка из бутылки шампанского! Теперь подписи ставим!
— А где?
— На своем ху… — старик не договорил и в очередной раз зашелся в кашле.
Дергаясь в судорогах, роняя желтоватые слюни на не самый чистый мундир (точно такой же, что носили лифтеры), он подвинул по столу табель с графами « Фамилия и Имя», « Число», « Подпись о том, что с распорядком ознакомлен».
— А теперь от каждого приказ о расположении.
— Что?
— Клятые пропуска! — рявкнул старик.
Студенты вздрогнули и протянули вперед выданные в секретариате бумаги. Комендант же достал из-под стола огромную, толстенную книгу с шириной страницы в чуть ли не треть самой столешницы. А когда он её распахнул, то закашлялись, из-за облака пыли, уже все.
Внимательно проведя пальцем по длинному перечню имен, он перелистнул несколько страниц, пока не нашел чистый лист. После чего, забрав пропуска, начал внимательно их читать и вписывать данные. Когда с этим было покончено, он забирал документ, убирал тот в ячейку стеллажа с номером комнаты, а взамен выдавал ключ.
— Можно ли выбрать комн…
— Нет!
— А можно потом поменяться с…
— Нет!
— А можно…
— Ничего нельзя! — скрипел комендант. — Следующий!
Троица, груженая сундуками и саквояжами, вместе с ключами удалилась по лестнице на верх, а вперед вышел Арди и протянул бумагу.
— Здоровенный какой, — фыркнул старик. — из-за тебя, зараза, окоп глубже рыть!
— Наверное, — не очень понял посыла Ардан.
Комендант процедил что-то неразборчивое и забрал пропуск. Внимательно его прочитав, он в который раз сплюнул в ведро, но уже без всякого кашля.
— Из этих, да… Из смесков… — проворчал он. — Кто грешник, то? Мамка? Батя? Кто с нелюдью согрешил? Хотя не важно. Фамилия еще знакомая какая-то… слышал где-то…
Ардан даже бровью не повел. Жизнь давно отучила его обращать внимание на подобные ситуации. Каждый раз растрачиваться на тех, кто относился к Первородным и полукровкам как-то не так — никаких сил не хватит. Да и тем более медаль на груди старика выдавалась за «отвагу в бою.» Так что, учитывая возраст и протез, комендант, несмотря на свой явно не самый приятный характер, заслуживал уважение.
Комендант снова нагнулся и достал уже другую книгу. Куда скромнее своей сестрицы. Переписав в неё данные пропуска, комендант убрал его в самый низ стеллажа и достал оттуда ключ.
— Спасибо, — поблагодарил Ард и направился в сторону лестницы.
— И все же… знакомая фамилия… — донеслось ему в спину.
Ардан же спустился по ступеням и оказался в тускло освещенном коридоре с низким потолком и полом, укрытым зашарканным зеленым ковром.
На номерке ключа значилось «1» и, по логике, комната должна была находиться в самом начале, но, на поверку, оказалось наоборот. Пройдя весь, весьма длинный, коридор, насчитав тридцать два помещения, Ардан, наконец, открыл дверь своего нового логова.
Тесная комнатушка, в которой едва помещались две двухъярусные кровати, стоявшие так близко друг к другу, что между ними нельзя было встать вдвоем. Впереди, у стены, на которой окно заменялось узкой полоской стеклянной заглушки практически у самого свода, расположился единственный рабочий стол с четырьмя ящиками.