Кровь завоевателя - Замиль Ахтар
– Все так говорят. Как будто заложнице вдали от дома и близких вообще может быть хорошо.
Одной заложнице точно понравилось. Бедная Сира. Я не была уверена, что убила ее, и другие свидетели тоже не могли точно сказать, жива она или мертва. В любом случае, все закончилось плохо. Скорее всего, она похоронена в песке или едет в Пустошь вместе с силгизами. После содеянного я не имела права жалеть ее и потому старалась не думать о ней, чтобы не отравлять себя чувством вины.
– Ты молишься? – Я бросила в воду лепестки ромашки, погрузила в нее волосы и снова подняла голову. – В городе есть прелестная часовня. Я отведу тебя туда, как только смогу ходить. Может, ты даже встретишься с епископом Аланьи.
– Я никогда не прекращала молиться и не прекращу.
Какая набожная. Хотя ее боги не имели здесь силы, она тоже несла угли на свой лад.
– Я была бы рада посетить храм, – сказала она. – Сирмяне не позволяли мне. Но я… не могу их винить… после того, что произошло.
– После войны с Крестесом?
Она покачала головой:
– Не просто войны. В небе появился Архангел с крыльями шире облаков и мечом выше гор. Я тоже его видела, и потому никогда не утрачу веры. Теперь я как апостолы. Я не просто верю, я видела. И многие тоже видели его. Они поспешили принять нашу веру, чтобы спастись в лучах Архангела, и поэтому Мурад полностью запретил ее… под угрозой изгнания, пыток или тюрьмы.
Като рассказывал об ангеле в небе над Костаной, но, согласно его версии, Лат разорвала его на тысячу тысяч кусков, и гулямы возликовали. В любом случае, все это не по-настоящему. Возможно, какое-то колдовство. Что бы там ни было, Селена в него верила, голос звучал твердо. Мы похожи больше, чем я думала. То, что сирмяне делают с этосианами, аланийцы сделали с нашим Путем, хотя все латиане поклоняются одной богине и почитают того же человека.
– Здесь тебе не запретят. – Я потерла руки щелоком с ароматом розы и ополоснула. – Этосиане даже входят в меджлис. И Кярса не интересует, какую веру ты исповедуешь. Меня возит девушка, Вера, так она даже не может описать бога, которому молится. Он выглядит как… колонна с лицами и руками.
Селена хихикнула. Ее улыбка и правда была прелестна.
– Йормаголгалгар, рутенский спящий бог.
Я искренне рассмеялась впервые за очень долгое время.
– Я не стану даже пытаться произнести это.
Мы обе смеялись – небольшое облегчение в неспокойное время.
– Рутенцы очень упертые, – сказала Селена. – Мой дед отправил туда армию и миссионеров. Рутенцы съели половину из них.
Не знаю почему, но меня это ужасно развеселило. Я не могла перестать смеяться. Селена присоединилась ко мне, а остальные наложницы с недоумением смотрели на нас.
– Тише, дорогая, – сказала я. – Сегодня день траура. Если нас увидят смеющимися.
Селена кивнула:
– Да, конечно. – Она помедлила, затем набрала воздуха, надув белоснежные щечки. – Можно мне… зайти к тебе попозже?
Похоже, я заслужила доверие всего лишь непринужденной и искренней беседой. Добродушие и искренность – редкость в этом гареме, но кто такой оборотень, если не актер?
Я улыбнулась как можно шире:
– Буду очень рада.
Самка черного дронго высиживала яйца, когда я перенеслась в нее на следующий день. Какое нежное тепло, будто сидишь в успокаивающей ванне. В момент перехода я также почувствовала базовые инстинкты птицы – яростное стремление защитить яйца от всего мира даже под страхом смерти. В этом дронго похожи на людей, и я их понимала.
Я парила над Кандбаджаром, пока не нашла тренировочную площадку – заросшее травой поле примерно в тысячу шагов длиной и пятьсот шириной, уставленное соломенными чучелами. И эти чучела были утыканы стрелами. Я снижалась, пока не увидела Лучников Ока, пускающих из своих изогнутых луков стрелы по длинным, завораживающим дугам.
С их угольно-черной кожей и короткими белыми одеяниями, едва доходившими до колен, лучники явно не были аланийцами. Рядом с тренировочным полем находилась этосианская часовня с белым шпилем, отличавшаяся от часовен в западном стиле в Этосианском квартале. Приземлившись на шпиль, я напрягла слух и заметила их, по-латиански сидевших на полу. У их языка оказалось много общего с парамейским… так много, что я неожиданно понимала все, что они пели.
Лучники Ока происходили из Лабаша, страны к югу от Химьяра, были самыми меткими и стреляли дальше всех. Так почему же они не сражаются? Почему Селуки платят им золотом за передачу сообщений? Потому что, как показала история, слова звучат громче, чем боевой клич. И правильное слово, сказанное в нужное время, может выиграть войну. В том числе, надеюсь, ту, на которой сражалась я.
Среди всех этих мужчин в белых одеждах по колено, входивших и выходивших из часовни и казарм, я заметила нечто необычное – девушку с рыжими волосами. Она сидела на траве и натягивала тетиву. Я полетела в ее сторону, стараясь избегать стрел. Мне совершенно не хотелось умирать… снова. Приземлившись в траву, чтобы не привлекать внимания, я запрыгала к ней.
Она улыбнулась мне. Я наклонила голову набок, как обычно делают птицы при виде людей. Стройная и довольно хорошенькая, среди такого количества мужчин она выглядела кусочком халвы в гигантском муравейнике. Ее длинный и свободный кафтан, подбитый мехом, напоминал одежду силгизов, не слишком популярную в Аланье по очевидным причинам. Темно-рыжие волнистые волосы подсказывали, что она кармазийка с западных гор. Но почему тогда она напевает сирмянскую песню?
Очень странно. Но в любом случае, в теле птицы мне не добиться многого на тренировочном поле. Придется навестить его лично, чтобы начертать руны.
– Ай! – вскрикнула девушка, и с ее большого пальца на траву упала капля крови. Она порезалась ножом, оперяя стрелу. – Проклятие, я что, совсем разучилась? – Ее улыбка согревала сильнее, чем солнце на небе. – Прости, я тебя напугала?
И животных любит. Я наклонила голову на другой бок.
– Уф, можно с тем же успехом и закончить. Принять ванну. Я стольким пренебрегала, и все ради этого. И все равно у меня нет шансов на победу.
Она встала и ушла с поля. Очевидно, девушка не из Лучников Ока, но что же она тогда здесь делала? В чем пыталась победить?
Капля крови блестела на травинке, как крем на торте. Я клюнула ее и покатала на языке. Что
