Сердце ведьмы - Лаура Лабас

— Ах, неужели? — пробормотала я подчеркнуто безразлично и начала наносить первую линию.

— Это что-то плохое, — объяснила вила, как будто собралась меня поучать.

— Тогда почему бы тебе просто не уйти? — осведомилась я. Мое терпение по отношению к ней заканчивалось. Я спасла ей жизнь, но она одарила своей благодарностью лишь Тино, а на меня смотрела с подозрением.

— Ты знаешь, что я не могу этого сделать. — Ее тонкий голос зазвучал укоризненно. Если бы мне не надо было сосредоточиться на своей татуировке, я бы закатила глаза.

Менти спрыгнула со своей полки и села рядом с иглами, чтобы лучше меня видеть. Цвет ее полупрозрачного лица казался более здоровым, щеки покрывал легкий румянец, а глаза светились вниманием. На мой взгляд, она была уже исцелена — даже лишившись своих длинных волос.

— Нет, я этого не знаю, — возразила я, занимаясь следующей линией головы оленя. Моя рука на мгновение задрожала, когда мне пришлось задержать дыхание от боли, и я замерла. — Никто за тобой больше не охотится. Твои волосы больше не отрастут. Ты бесполезна.

— Ты не можешь этого знать. — Невольно она положила одну руку на свою стриженую голову, а другую прижала к животу, будто ее тошнило.

— Но это так.

— Почему ты такая жестокая?

Краем глаза я увидела, как задрожала ее нижняя губа, но эта реакция не дала того эффекта, который она, вероятно, вызвала бы у обычных людей. Мое сердце оставалось холодным, потому что я сама его долго таким делала.

— Вовсе не жестокая. — Я глубоко вздохнула и провела изогнутую линию рога. — Я просто говорю тебе правду. Кто-то должен это сделать. Было бы подло тебя…

— Я не понимаю, почему он так любит тебя, — внезапно сказала Менти, уперев руки в бока. Она наконец сумела заставить меня оторваться от моей работы.

— Кто? — я озадаченно нахмурилась.

— Тино, конечно. — Она простерла руки в мою сторону. — Ты невыносима.

— Именно поэтому и любит. — Я рассмеялась, чтобы ее позлить. Она сердито надула щеки, а я продолжила: — Когда-то у меня была сестра.

Менти замерла и перестала поглаживать себя по стриженой голове.

— Как ее звали?

— Риэнн. — Одно только ее имя заставило меня улыбнуться. — Мы ходили в одну и ту же школу в Вавилоне. Когда однажды мы возвращались оттуда домой, все выглядело как обычно, но это было не так. Из ниоткуда внезапно стали появляться огромные монстры, они нападали на женщин и мужчин, и нам они тоже встретились.

Мы убежали, нашли укрытие в каких-то старых развалинах, и пока мы там скрывались, наш мир был разрушен. Даже сегодня я слышу крики, возвещающие о смерти и отчаянии. Когда солнце зашло, стало тихо, и мы обе решили, что опасность миновала. Но мы ошиблись. Риэнн… — Моя рука задрожала, и мне пришлось прервать свое занятие. — Она пожертвовала собой ради меня, чтобы хотя бы я смогла вернуться к нашим родителям. Я обязана ей жизнью, и я обязана жизнью Тино. И я не знаю, что я такого сделала, чтобы заслужить их жертвы ради меня.

Менти долго смотрела на меня, потом в своем развевающемся платье безмолвно выплыла из-за стола и удалилась в свою комнатку.

Я не рассказала Менти, что причиной всего, случившегося со мной здесь, была Риэнн. Моего дома в Новом Орлеане. Моей работы разрушительницей проклятий. И моего ставшего ледяным сердца.

Сразу после ее смерти я искала ответы и в конце концов нашла их через неизвестного мне помощника. Он выложил мне все нужную информацию и, таким образом, явился причиной всего того, что произошло дальше. Если бы королева не изгнала меня из Вавилона, я бы никогда не решилась на самый последний шаг, который привел бы к возвращению в этот мир Риэнн и означал бы смерть королевы Сиары.

Возможно, я была убийцей, но я была убийцей с любовью в сердце, которое оживет, только когда я верну родителям Риэнн. Я ненавидела себя за каждую жизнь, которую забирала.

Но кто бы не пожертвовал даже собственной душой, чтобы вернуть самое дорогое?

Закончив татуировку и приготовив еще несколько травяных мазей для клиентов, я вышла из дома. Я собиралась сосредоточиться на том, что приблизило бы меня к возвращению Риэнн.

Но пока шла, я вспоминала, как возникла моя связь с Тино.

В течение нескольких месяцев в Морской Душе я готова была исполнять любые желания своих клиентов и в попытках забыться опускалась все ниже и ниже. Однажды ночью ко мне явился брат Камена, Филипп. Ведьмак, у которого были проблемы с алкоголем.

Обычно Седа не позволяла никому из своих клиентов входить в заведение пьяным, но времена были плохие, и даже если в последние недели все стало налаживаться, здесь по-прежнему ценили каждого клиента.

И когда в ту ночь Филипп коснулся меня своими грязными пальцами, дыша перегаром, во мне что-то оборвалось. Внезапно я поняла, что больше не выдержу, отпрянула от него и попыталась вырваться из его объятий.

Конечно, я ничего не могла противопоставить ему, ведьмаку. В то время я была еще неопытна, не владела ни рунами, ни магическими символами, и поэтому оказалась в его власти. Он мучил меня, издевался и унижал меня, пока я не стала жаждать смерти как избавления.

Нас никто не слышал, так как он наложил заклинание на комнату. Я была с ним одна, лежала избитая и истекающая кровью на столь ненавистном мне деревянном полу и считала штрихи на древесине, пока он продолжал. И это длилось и длилось.

Якорем, который удерживал меня в реальности, была боль. Я ненавидела ее и в то же время была ей благодарна. Потому что не хотела погибнуть. Погрузиться в ничто.

Но в какой-то момент дверь распахнулась, и в дверном проеме появился Тино. Слегка туповатый лесной тролль, которому я каждый день покупала лакричные леденцы в супермаркете. Его огромные размеры сразу произвели впечатление на Филиппа, который наконец оставил меня в покое. Он попытался оправдаться и выставить виноватой меня, но Тино не стал слушать. В мгновение ока он навалился на ведьмака. И ударил его по лицу так сильно, что у него сломалась шея, и он умер еще до того, как рухнул.

Он упал рядом со мной на пол, и в его открытых глазах осталось жалобное выражение. Сначала я ощущала лишь мстительную ненависть, затем осознала весь кошмар произошедшего.

— Тино, — пролепетала я. Ужас лишил меня голоса, а в голове заметались мысли, отвлекая от боли. Застонав, я выпрямилась. —