Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

— А что мне делать?

Унномтюр, выбравшись из воды, встал рядом с Ефимосем, который с той же улыбкой, что и раньше, наблюдал за Фьольвиром.

— Убей Ульфху, — сказал Унномтюр.

— А потом?

— Жди меня.

— А если…

— Плыви уже, — сердито сказал Унномтюр. — Или ты не герой?

— Ну, так-то…

Фьольвир вздохнул и взялся за весла. Несколько десятков гребков превратили стоящих на берегу в едва различимые фигурки, потом они слились с береговой линией, и Фьольвир уже не мог сказать, стоят они там до сих пор или нет. Вряд ли стоят, подумалось ему. Разве что Ефимось…

Волны были мелкие. Лодка приподнималась и опускалась. Волны терлись о борта. Весла входили в воду, толкая лодку вперед. Фьольвир греб, не чувствуя усталости. Он с досадой думал, что не успел расспросить местных об Ульфхе. Все Унномтюру надо быстро. Между тем, какая она, Ульфха? Где поджидает — в море или уже на острове? Чем опасна? Герой он, конечно, герой, но так хотя бы внутренне подготовился.

С другой стороны, что могут поведать об Ульфхе те, кто ни разу с ней не сталкивался? Наврут только. Если от Ульфхи никто не сбегал, кто бы сообщил им об ее повадках и слабых местах? А храбрые дураки давно повывелись.

Понятно, придется все выяснять самому.

Фьольвир посмотрел через плечо. Полоска острова по носовому курсу подрастала, растягивалась вширь. Ульфхи видно не было. Интересно, чует она его? Рядом ли уже? А ну как скользит под ним в морской толще!

Фьольвир перегнулся через борт, заставив лодку опасно качнуться. Никого. Ни рыбы, ни Ульфхи. Муть одна. Может, позвать? Выходи, чудище, к герою. Хотя нет, звать лучше, имея землю под ногами.

Он снова налег на весла. Чуть сильнее, и посудина, словно вообразив себя коггом, едва не взлетала над волнами. Оглядываясь, Фьольвир замечал, что островок становится все больше, прирастает деталями, береговая кромка его ломается, утрачивая однородность. Слева берег был низкий, песчаный, справа выступали скалы.

И-эх! Одним ударом весла Фьольвир повернул лодку и поплыл уже вдоль острова, высматривая удобное место для высадки. Никаких признаков Ульфхи не наблюдалось. Ни горы из костей неудачливых путешественников, ни их суденышек, целых или разбитых, ни самого чудовища. Обнаружив крохотную бухту, Фьольвир направил лодку туда, и вскоре лодочный нос уткнулся в песок. Спрыгнув на берег, Фьольвир вытянул посудину на сушу, перевернул, упором воткнул весла. С мечом в руке он двинулся по берегу, опасаясь пока заходить вглубь.

Растительностью остров был совсем не богат. Трава росла небольшими клочками, участками, между камней гнездились корявые, рыжие, когтистые кусты, на которых почти не имелось листьев. Скальный выступ, что Фьольвир видел с моря, невысоким кряжем тянулся через весь остров, собираясь в складки и прерываясь узкими расщелинами. Если где Ульфха и пряталась, то там.

— Эй! Ульфха! — крикнул Фьольвир.

Он подождал ответа, не дождался и зашагал с берега к кряжу, огибая вывалы серых и белесых камней, похожих на гигантские яйца. Остров был тих и пуст. Даже мошки не лезли в глаза. Может, сдохла эта Ульфха? — подумалось Фьольвиру. Если никто уже через море не ходит, то она, получается, два или три года живет впроголодь. Ну, если питается людьми. Чем еще питаются чудовища, он не знал. Может, им ничего такого и не требуется.

По пути Фьольвиру скоро стали попадаться глубокие рытвины и заросли сухих, с его рост стеблей. Проламываясь сквозь стебли, он вызывал громкий треск, что уж точно служило прекрасным сигналом Ульфхе. Но чудовище не спешило нападать. Может, действительно сдохло?

Фьольвир приметил чуть правее от своего первоначального маршрута прорезавший каменную шкуру кряжа зев пещеры и двинулся туда.

— Ульфха!

В низине у подножия кряжа наконец попались хоть какие-то признаки того, что здесь были люди. Фьольвир обнаружил несколько досок, веревку и лоскуты одежды. Правда, ни костей, ни отпечатков лап или зубов на окружающих предметах он не нашел. Пройдя еще с десяток шагов, Фьольвир наткнулся на вдрызг разбитый бочонок.

И все.

— Ульфха! — напрягая горло, крикнул Фьольвир.

Мелкие камешки просыпались по каменному склону, но на этом все и закончилось. Ульфха, если была жива, возможно, страдала глухотой. Или же таилась, рассчитывая на внезапное нападение.

А если таилась, значит, боялась? Так-то хорошо бы.

Фьольвир сжал меч в руке. От валуна к валуну, пригибаясь, он перебирался все ближе и ближе к пещере. Неровная дыра походила на изгибающийся язык темного пламени, попытавшийся пробиться из земли сквозь гору. Фьольвир заметил обломок весла и, кажется, смятую свейку. Значит, люди здесь когда-то были. Проверяя силу, не ушла ли она от него, он треснул по ближайшему валуну кулаком и с мрачным удовлетворением отметил, как камень раскрошился в месте удара.

У самого входа в пещеру Фьольвир замер. Какое-то время он вслушивался, но ничего подозрительного уловить не смог. Ни шорохов, ни иных звуков. Внутри было темно. Дневной свет забирался в пещеру осторожным полумесяцем всего на три или четыре шага.

Делать было нечего. Постояв еще немного, Фьольвир двинулся в темноту. Герой он или нет, в конце-то концов? О, он еще припомнит Ульфхе свою нерешительность! Камешки поскрипывали под ногами. Глаза, привыкнув к недостатку света, кое-как разбирали неровности и изгибы стен. Пол в пещере имел наклон и, чем дальше, тем глубже уходил в каменную толщу. Весь он был исчеркан глубокими царапинами. Ну, вот, подумал Фьольвир, спускаясь, это уже что-то. Ульфха, по крайней мере, оставила следы.

Потом царапины потянулись и по стенам пещеры. Фьольвир ощупал их рукой на уровне груди и выше. Глубина каждой была где-то в полпальца. Интересно даже, чешуя это или какой-нибудь нарост? Или лапы? Но большая тварь, большая. Когтистая.

Где же сама?

Спускаясь все ниже, скоро Фьольвир очутился в полной темноте и, сделав шаг, другой, поняв это, замер. Потом повернулся, поводя мечом перед собой. Тьма. Никого. Ничего. Даже движения воздуха кожей не ощущалось. Нападай, кто хочешь, и жри. Дзынь! Ага, вот меч чуть слышно звякнул о камень. Стена справа. Не весть что, но все-таки ориентир. Плохо, что у него, как у героя, нет способности видеть в темноте. Очень пригодилась бы способность.

Фьольвир вздохнул. Да тут и Унномтюр пригодился бы. У него, кажется, проблем со зрением вовсе не было. А так отправил: иди, забори Ульфху. А что за Ульфха, какая из себя — ни словечка. Ты — герой, арнасон! Герой! Разве герои спрашивают о таких глупых вещах? Герои летят на врага, сломя голову и не задаваясь вопросами, потому что они — герои. Раз! — и в лодку. Плыви, я тебя здесь подожду.

Боги, наверное, ко всем героям так относились. Потому как герои в их понимании — это кто? Инструменты их воли. И ни…

Фьольвир, насторожившись, отложил мысль, пригнулся, присел. Ему послышался шорох. Но шорох не размножился и не повторился. Тогда Фьольвир додумал: …никому не интересно, что чувствует сам герой.

Ладно, сын Магнира, сказал он себе, постояв еще и непонятно чего ожидая. Пусть их. Оно, конечно, было бы интересно как-нибудь встретиться с Йоруном или Стергруном, но дела сами себя не переделают. А геройские дела и подавно. Ульфха, наверное, вся извелась в своем логове.

Фьольвир сделал шаг. С усилием над собой, но сделал. Потом сделал второй и третий. И четвертый, вытрясая из головы страх, что нога вот-вот не встретит твердой поверхности и опрокинется в пустоту.

Нечего, арнасон, нечего! Ты кто? — прошептал он себе. А? Ты — Фьольвир Маттиорайс. Герой или не герой — это же зависит не от кого-то еще, не от Унномтюра, Мтага или Ефимося. Даже не от Йоруна. Да-да, представь, даже боги здесь ничего не решают, как бы ни старались.

Это зависит от тебя.

Лодка, она всегда рядом. И Тааливисто. Но скоро может не быть. В такое, конечно, не хочется верить. Хочется проплыть сквозь туман, очищающий душу, пристать к берегу, а там — трава, и отец, и мать, и все. И Хейвиска. Эртин и Тотверн тянут лодку к берегу, рты до ушей. Здравствуй, Фьоли.