Людмила Астахова - Знающий не говорит. Тетралогия

Орк тут же показал свое умение, резким, стремительным движением выхватывая жужжащее насекомое из воздуха. По части быстроты реакции орки и эльфы всегда были почти на равных.

– А вот и закусь, – хохотнул он и сделал вид, что хо чет проглотить добычу.

Сийгину было приятно видеть, как смеется его незамысловатой шутке маленькая дочурка хозяина трактира. Озорная малышка лет пяти то и дело высовывала чумазую мордашку из-за барной стойки и строила глазки, делая первые шаги в карьере покорительницы сердец.

Мэд проследил за взглядом орка. Он почти завидовал другу. Прошло так мало времени, а Сийгин уже соскучился по жене и дочери. Наверное, это замечательное чувство – скучать по кому-то, желать вернуться туда, где тебя ждут. Из всех лангеров, видимо, только Сийгин оказался достойным такой благодати. Забавно.

– Может, поторопить Альса? – предложил Тор. – Ты бы поколдовал, Мэд.

– Делать больше нечего. Он и так вот-вот здесь будет. И тогда…

Места будет мало, без сомнения, всем: людям, магам, эльфам, оркам, тангарам, своим и чужим, увязшим по самую макушку и сторонним наблюдателям, безвинным и виновным, любящим и ненавидящим.

День или два, самое большее три… У Малагана от предчувствий зудели ладони. Что-то случится, очень скоро, и его жизнь, без того полная перемен и неопределенностей, сделает новый виток. Больше всего ему хотелось погадать, попытаться приоткрыть завесу грядущего, но Мэд держал себя в руках. Кто, как не он, знает, что судьбу не обманешь и не обойдешь на повороте? И где-то Там уже все решено давным-давно. Раньше, чем молодой изгой-эрмидэец примкнул к странной компании таких бродяг-наемников, как он сам. Раньше, чем созрело решение покинуть родные острова. И даже еще раньше. Когда восьмилетний мальчик пожелал стать магом, и никем иным. Мальчик вырос и превратился в мужчину и мага, сильного мага, гораздо более сильного, чем мог когда-либо мечтать. Но ничто и никогда не дается в руки просто так, в том числе и волшебный Дар.

Скоро, скоро все станет ясно…

Мэд смотрел в окно на то, как стынет закат и на Ритагон медленно опрокидывается звездно-лунная весенняя ночь, наслаждаясь последними мгновениями уходящего дня…

Скоро, скоро… ждать осталось недолго…

Как внезапный сильный заморозок в разгар весны заставляет замереть соки в живой траве, так и отрава заморозила эльфа изнутри. Он насильно заставил себя двигаться, есть и пить, сопротивляясь яду и удерживая сознание одной лишь силой воли. Назло Арьятири, назло Оллаверну, назло всему миру. В том, что неведомый стрелок целился персонально в эльфа, сомнений не оставалось. На людей «Лед забвения» практически не действует, эльфов же убивает наповал. В определенной дозе. Хотели бы убить – ничто бы не спасло, даже противоядие. Следовательно, перед покушавшимся такой задачи не стояло, логично рассуждал Альс. Тогда зачем? Ответ ясен, как день. Задержать на время, приостановить, но ни в коем разе не умертвить. Из всей этой истории торчали уши Арьятири. Ириену противно было думать, что за ним все время кто-то следил, шел по следу, таился в засадах. Просто противно за сородичей и обидно за свой народ, на страже интересов которого стоят Ведающие. Или теперь лучше сказать – Не ведающие совести и стыда?

Заставить себя разговаривать на отвлеченные темы Альс не мог и не хотел. Пард поймет, Кен, вероятнее всего, тоже, а на Драйка плевать. Некогда объяснять.

Кен и в самом деле если не понимал, что происходит, то пытался понять. На его глазах произошло очередное превращение Ириена. Сначала из презрительного нелюдя – мучителя солдат, сволочного хама он преобразился в кого-то напоминающего наставника, затем молодой рыцарь стал свидетелем, как из жесткой брони самодостаточности, словно бабочка из кокона, проклюнулся Альс-друг. И вот теперь иная пугающая метаморфоза. Куда-то испарились все черты, делавшие Ириена похожим на обычного человека, и пустующую оболочку заполнило целиком нелюдское естество. Эльф отбросил шелуху наращенных за долгие годы жизни в большом мире привычек. Именно такими в легендах рисуют древних воинов-сидхи, каждый из которых стоил небольшой армии.

– Думаешь, он один пойдет против всех? – вдруг спросил Драйк, намеренно отставая от Парда и Альса и поравняв свою лошадь с Кенардовой Рудой.

– Один – не один, но пойдет, – заверил его молодой рыцарь. – В любом случае каждый, кто выступает против зла, всегда одинок.

Так все время любил повторять оньгъе, и Кенарду очень хотелось верить в его слова.

– Нет, нет и нет! – воскликнул Драйк. – И хорошо, что это не так! Я с удовольствием с тобой подискутирую. Разве ты не видишь, что мы уже победили?

– Мы? Победили?

– Да, мы – Воины Света. Вот почему мне так тяжело жить. Тьма будет побеждена. Она уже проиграла.

Тут Кен без задней мысли скопировал эльфью ухмылку. Он скривился точно так же, как делал это Альс, не выносивший на дух возвышенные словеса идейных борцов со Злом.

– Остынь! Опять тебя вещать потянуло.

– Прости. Но как же жить с ощущением победы? Как читать книгу с известным концом? – спросил Драйк, сопровождая свой вопрос драматическим вздохом.

– А ты уже знаешь, чем все кончится? – изумился Кенард.

– Конечно! Мы победим!

Оптимизм из сына Далмэди так и пер. Точь-в-точь, как пар из-под крышки кастрюли.

«Должно быть, легко верить в победу, когда от тебя ничего не зависит, особенно если самому ничего делать не придется, – подумал рыцарь Эртэ. – Если кто и умрет за эту… хм… победу, то это будешь совершенно точно не ты, дружок. А ведь кому-то придется помереть. Вот только кому?»

Кенард Эртэ очень сильно удивился бы, если бы дознался, что в этот самый момент Ириен задавал себе точно такой же вопрос. У него были основания.

Неумолимая Хозяйка удобно устроилась за его спиной на крупе Ониты и ласково обвила прохладными руками его торс, прижавшись щекой к тому месту, где скрещивались ножны двух мечей. Ее, невесомую и незримую, он вез в Ритагон – в лучший город мира.

Глава 8

УБИТЬ АЛЬСА

Неуязвимых не бывает. Надо лишь подобрать подходящее оружие.

Приставленных к ней лордом Арьятири охранников Джасс именовала Красный и Белый вовсе не из желания оскорбить. Пленник, зовущий своего тюремщика по имени, рискует проникнуться к тому добрыми чувствами, войти в положение, понять, в конце концов. Особенно если тот спокоен, выдержан и не желает узнику зла. Просто у него работа такая.