Игорь Пронин - Зеркало Грохашша, или Отраженные

– Знаешь, она хорошая.

– Все хорошие, – легкомысленно откликнулся Белка, продолжая рассматривать нож. Потом вспомнил о перстне. – Мне одна девушка сказала, что вот это – Истинная Руна немыслимой силы.

– Чушь. Символ совершенно не наполнен энергией, – отмахнулся Максимович. – Просто рисунок. Белка, не смей нападать на Александру. Во-первых, она хорошая и не желает нам зла, просто она хоза. Во-вторых, она тебя убьет.

– А я не буду на нее нападать. Я лучше ее подставлю. Как ты сказал, зовут того хоза? Михаил Петрович? Седой такой, строгий, да? Я его знаю, – Белка довольно осклабился. – На четвертом плане знаю. У нас есть общий знакомый… Подкину ему все что мне известно Александру – и все.

– А что ты знаешь? – не понял Максимович. – Про схемы расскажешь? Хозам на это наплевать, это личное дело Алексы. Но они могут тебя самого сдать ванам, они не любят бродников.

– Нет! Но ты сам сказал: питерские злы на нее, боятся, что Александра снюхалась с кремлевскими. А наша дурочка как раз тащит в Москву какой-то артефакт… Вот, придумал! – Белка, к облегчению Максимовича, спрятал нож. – Я сам пойду на нулевом плане к Войцеховскому и сдам ему Александру, а в обмен попрошу защиты и от нее, и от ванов! Правда…

И Белка, как это часто с ним бывало, замолчал на полуслове. Пока он с увлечением грыз ногти, Максимович сходил на кухню, сделал другу второй бутерброд, еще больше, и налил две чашки кофе. К возвращению в комнату он уже готов был возразить.

– Разве не ты говорил, что все хозы бездушные твари, Белка? Сдашь Александру питерским, да еще попросишь у них защиты – они заставят работать на себя.

– Ну, давай тогда все-таки уйдем!

Чуй замолчал, потому что вспомнил, как свободно чувствовал себя Ник-Ник в Петербурге. Если он там большая шишка – то что нового Белка может рассказать адмиралтейской группировке об Александре? Его информация ничего не стоит…

– Давай уйдем, Максимович!

– Я не пойду наверх…

Хозы живут на разных планах. У них много тел в разных мирах, а душа одна. Чем больше тел, тем труднее душе, и, по мнению Белки, настоящий хоз вообще души не имеет. Она растворяется в планах. Поэтому хозы жестоки, в их жизни есть лишь один интерес: снова и снова отражаться в зеркалах Грохашша, уходя на верхние планы, множа себя. Хозы никогда не говорят о своих успехах, это считается у них сверхнеприличным, запретным, но и Белка и Максимович понимали, что Александра, скорее всего, поднялась до десятого или двенадцатого планов. Бродник мог подняться гораздо выше, и увести с собой друга, но злопамятная Алекса наверняка заключила бы «контракт на месть» с более сильными хозами. Уходить имело смысл лишь очень далеко, туда, где не встретишь знакомых лиц. Туда, где доживают свой век первые хозы – проклятые атланты.

– Я не пойду наверх, – повторил Максимович. – Лучше вниз. И то… Я пока не готов.

– Вниз и я не готов… Если этот низ вообще есть. А если его нет – нам конец, прыгнем в никуда. Вот что, дружище: я сейчас скроюсь из твой квартиры, пойду куда-нибудь высплюсь, а потом все-таки вернусь в Питер. Может, еще придумаю, как использовать эту поездку… И вот что: это я заберу!

Белка выскочил из кресла и схватил пузырек с раствором своей крови, стоявший на столе Максимовича.

– Зачем?

– Я все думал: как Александра меня находит? Не должно у нее быть такой власти над бродником, я не числюсь в Архиве по-настоящему! Потом понял – она пользуется моей кровью. Тобой пользуется, Максимович. Все хозы – бездушные твари!

Он помахал рукой и вышел, по обыкновению сам открыв дверь.

Михаил очнулся от того, что его решила умыть какая-то паршивая бродячая псинка. Язык у псинки был теплым и шершавым, это было даже приятно, но несколько недостойно кель-фатх-шуршура. Он отогнал собаку и, придерживаясь за забор, поднялся на ноги. Рассвет брезжил, редкие прохожие, спешившие к метро, при виде биорга опускали глаза и ускоряли шаг.

– Звезды и галактики… – выругался кель-фатх-шуршур и не узнал своего голоса.

Он помнил, как ночью спустился сюда по асфальтовой дорожке, как подкараулил, спрятавшись в кустах, одинокого мужчину… Тот даже поднял руки без команды, как только увидел оружие, все шло хорошо – и вот. Кто и когда ударил биорга, Миша не помнил, но судя по всему, удар пришелся по голове.

– Потеря личного оружия приравнивается к предательству интересов Семьи, – сообщил кель-фатх-шуршур сам себе, ощупав карманы. – И как же мне дальше выполнять приказ?

Для приведения в порядок подчиненных требовалась вода. Нашли ли биорги хоть какую-то лужу? Если нет, то любой ребенок может забить их совочком. Но никаких колонок или колодцев (кроме одного, секретного) поблизости не виднелось…

– Я от самого моста пешком шла, – пожаловалась спутнице одна из проходивших мимо дам. – Трамвай встал.

Михаил мысленно поблагодарил Сириус. Мост, возможно, предполагает и реку… Он хотел уточнить, где именно находится этот мост и протянул к дама руку, но они лишь ускорили шаг.

«По крайней мере, мой внешний вид не вызывает у них подозрения…» – подумал кель-фатх-шуршур.

Он побрел в направлении, прямо противоположном тому, в котором шла покинувшая трамвай дама, и вскоре действительно увидел то самое поломанное транспортное средство. Трамвай ездил по рельсам, и этим сильно напоминал знакомую Михаилу конку, однако лошадей поблизости не было. Возможно, в этом и заключалась причина поломки.

«Нет, тяжеловато для лошадок…» – одернул себя биорг, увидев прицепленный сзади второй вагон. – «Здесь все по-другому, надо помнить: все по-другому…»

По пути он заглянул в урну и нашел там несколько пустых бутылок, причем достаточно чистых. Кель-фатх-шуршур выбрал две самых больших, сделанных из неизвестного материла. Пузатые, не меньше чем на два литра каждая… Пока он рылся в урне, к нему на предельно возможной для нее скорости приближалась пропитая старуха, даже хрипела что-то и размахивала клюкой, но увидев, какую добычу отыскал Миша, успокоилась и даже улыбнулась.

– Мамаша, я к реке правильно иду? – осмелился спросить биорг.

– Топиться что ль? Правильно, сынок! Так и иди, недолго тебе уже мучиться…

Бабка склонилась над урной, а Михаил продолжил путь. Действительно, спустя всего лишь полчаса он, никем не остановленный, добрался до моста. Река была довольно широкой, и кель-фатх-шуршур опознал в ней Москву. Протекала она как-то странно… Будучи чертежником в Горстрое, Миша имел некоторое представление о русле главной реки города.

– Здесь все по-другому…

Новое подтверждение этого тезиса не заставило себя ждать: на вкус вода была отвратительна, даже обеззараживающие таблетки не смогли отбить какой-то керосиновый запах. Превозмогая себя и мысленно представляя светлый лик Императора, биорг все же напился, съел немного концентрата и почувствовал, как затягиваются раны. Наполнив обе бутылки, кель-фатх-шуршур зашагал обратно – в расположение части.