Стивен Дональдсон - Первое Дерево

Харучаи обнаружили, что вдоль реки идет нахоженная тропа. Лес был довольно густым,и росли в нем в основном лиственные деревья: дубы и сикоморы, ясени и клены. Иногда встречались ивы и молодые мимозы. Те из них, что находились в тени утесов Колючей Оправы, словно перенимали строгость расцветки у камня: над зелеными и коричневыми цветами листвы и стволов преобладали различные оттенки серого. Но стоило упасть на них солнечному лучу, как они мгновенно расцветали во всем великолепии осенней палитры.

Переступив границу тени, маленький отряд из царства уныния попал в царство роскоши: весь лес полыхал красным, оранжевым, искрами желтого, терракотовым и бежевым. При каждом шаге в воздух взлетали опавшие листья, и Линден чудилось, что она идет по весело потрескивающему костру, но не обжигающему, а придающему силы, и с каждым шагом все удаляется от мыслей о смерти.

Скалы все больше расступались в обе стороны, долина расширялась, и идти становилось все легче. Коварная журчала, словно смеялась вместе с озорно шуршащими листьями. Она была не очень широка, но жизнь так и бурлила в ней, и на волнах дрожали миллионы солнечных бликов.

Линден вдруг послышался отдаленный звон колокольчиков. Может, это лес пронизан своей, особой музыкой? Тем более что никто из ее спутников не подал виду, что слышит что-то кроме лесных шорохов, а она не решилась спросить. Это было похоже на тайный язык деревьев, причем ей иногда казалось, что она почти различает смысл отдельных звенящих, шелестящих слов, но тут же забывает его: он растворяется без остатка в щебете и музыке лесных разговоров. Колокольчики чаровали ее, как и разноцветные листья, и все же Линден не могла отделаться от растущего в ней смутного беспокойства; ей все казалось, что есть какая-то очень важная причина, почему так необходимо понять этот удивительный лесной язык.

Лес постепенно редел, и впереди уже просматривалась опушка. Деревья разбегались в обе стороны по склонам Оправы, а во всю ширь долины раскинулся огромный, залитый солнцем луг. Далеко за ним стояли горы, кажущиеся в ослепительном полуденном сиянии багровыми, и на их фоне луг казался чашей с золотыми травами, которую пересекала ярко-синяя ленточка Коварной, изгибающаяся плавной дугой к северу.

Хоннинскрю остановился на опушке и, глядя вперед, заметил:

— Это кольцо из лугов элохимы называют «мэйданом» Элемеснедена. А в центре его и находится их «клачан» (стан, город — как хотите). Он заложен на истоках Коварной. И вот этот-то клачан без соизволения на то хозяев мы просто не сможем увидеть. Если они по какой-то причине не захотят с нами встречаться, мы можем бродить по мэйдану, как в чистом поле, до конца жизни, и наши рассыпавшиеся в прах кости удобрят эти дивные травы.

— И что же ты предлагаешь? — исподлобья глянула на него Первая.

— Остаться здесь и дождаться, пока этот народ не снизойдет до нас по доброй воле. Это их страна, и мы полностью в их руках. Кроме того, отсюда мы еще можем вернуться на «Звездную Гемму», чтобы взять курс к новой надежде.

Первая что-то ответила, но Линден уже не слышала ее: звон колокольчиков внезапно стал таким сильным, что у нее загудело в голове. И снова ей подумалось, что это некий вполне членораздельный язык. «Послушайте! — воззвала она к своим спутникам. — Неужели вы не слышите колокольчиков?!» Но так и не поняла, сказала ли это вслух. Теперь музыка звучала у нее в голове громко и отчетливо.

И тут путешественники почувствовали, что уже не одни на этой опушке. Крона ближайшего ясеня зазвенела россыпью колокольчиков, создавая ощущение, словно начался волшебный сон, и от дерева отделилась фигура. Нет, она не пряталась до этого за стволом или в ветвях: просто часть дерева приняла новую форму. Пока она плавно приближалась к застывшим в онемении Великанам, ее формы и черты лица менялись, словно она сама создавала себя на ходу.

Когда метаморфозы закончились, перед ними оказалась хрупкая женщина с глазами, как хризопразы, тонкими бровями и небольшим, красиво очерченным ртом. Гибкая и стройная, с гордо поднятой головой, она одарила путешественников сияющим доброжелательным взглядом и сдержанной улыбкой. Она казалась инкарнацией души дерева, частью которого до сих пор была. С плеч ее складками ниспадала легкая туника, сидевшая на ней с такой элегантной естественностью, будто была частью ее, как бы второй кожей.

Все застыли, будучи не в силах пошевелиться, и лишь во все глаза смотрели на диковинную гостью. Харучаи вытянулись в струнку, а Ковенант непроизвольно открывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать, но не знал что. Лишь один Хоннинскрю без удивления, но почтительно приблизился к женщине и склонился перед ней в поклоне, как перед царицей цариц.

Она остановилась перед ним. Ее улыбка стала более открытой и вдруг засияла с такой силой, что Линден чуть не ослепла в своем внутреннем видении. Эта женщина была намного сильнее ее в умении пользоваться Земной Силой.

— Я рада, что вы оказались настолько деликатны, что дождались, пока мы сами вас встретим. — Ее голос лился, как тихая музыка, и колокольчики, которые Линден слышала в лесу, зазвучали несколько иначе. — Меня зовут Дафин. А вы — Великаны. Мы уже не раз встречались с вашим народом.

Колокольчики продолжали звенеть в голове Линден, и она уже перестала понимать, что происходит вокруг и внутри нее. Дафин повернулась к Бринну:

— Вас мы еще не знаем. Возможно, рассказы о вашем народе нас заинтересуют.

А звон колокольчиков все нарастал. Дафин взглянула на Линден, которая тщетно пыталась заставить колокольчики замолчать. И все же она вздрогнула, услышав:

— А ты — Солнцемудрая.

Прежде чем Линден успела что-то ответить, Дафин уже повернулась к Ковенанту. Он смотрел на нее так, словно изумление приносило ему боль. И тут ее улыбка пропала. Колокольчики словно взорвались в яростном перезвоне то ли удивления, то ли страха.

— А ты — нет, — отчетливо, почти по слогам произнесла гостья.

И на глазах путешественников словно растворилась в осеннем полудне, не примяв ни травинки на золотистом от солнца лугу.

Глава 7

Элемеснеден

Линден зажала уши руками и, наконец, смогла заставить колокольчики замолчать, но не потому, что звук шел извне, а потому, что это движение помогло ей сконцентрироваться и собрать волю в кулак, чтобы прекратить или хотя бы ослабить их трезвон. Несмотря на легкий осенний морозец, ее лоб покрылся крупными каплями пота. «Солнцемудрая»? Ей стало страшно. Солнцемудрая?

Тут слух возвратился к ней, и она услышала, как Ковенант, не переводя дыхания, сыплет проклятиями. В его голосе звучала ярость, раскаленная добела, иссиня-белая, как костяшки его сжатых в гневе кулаков. Подняв голову, Линден увидела, что он смотрит на траву в том месте, где исчезла Дафин.