Селия Фридман - Пожиратели душ

– Хозяин послал меня за вами. «Ищи высокую девушку, одетую мальчиком, – сказал он, – с волосами как Охотничья Луна. – Так описывают ее те, кто там был».

– Кто он, твой хозяин? И почему думает, что женщина, о которой идет речь, – ведьма?

Незнакомец оттянул ворот плаща, чтобы поту было куда стекать, и опять оглянулся.

– Очевидцы говорят, будто она в одиночку уложила целую кучу мужчин. Стало быть, либо сама колдовать умеет, либо у нее сильный покровитель.

Камала мысленно выругалась. Она надеялась, что никому не придет в голову сложить два и два после происшествия у харчевни, но, как видно, надеялась зря. Сама виновата. Надо было предпринять какие-то шаги, чтобы себя оградить, а не убегать сломя голову с места событий. Теперь она расплачивается за свою поспешность.

Придется, как видно, покинуть город. Не то чтобы она боялась местных властей – вряд ли они станут марать шелковые башмаки, расследуя приключившуюся в Низу свалку. Просто ей не хотелось начинать с этого свою новую жизнь.

Можно, впрочем, на время одеться в женское платье – тогда ее никто не узнает.

Человек в теплом плаще молча ждал ее решения, и то, что ее столь смиренно дожидается слуга знатного господина, было на удивление приятно.

– Ты не ответил на мой первый вопрос.

– Да, верно. – Он опять бросил взгляд через плечо, убедившись, что никто не подкрадывается к нему сзади, и отвесил поклон. Точно благородной даме, подумать только! – Моего хозяина зовут Падман Рави. Вы, конечно же, слышали это имя. – Камала недоуменно молчала, и он продолжил: – Хозяин просил меня приветствовать славную волшебницу, очистившую этот город от некоторого количества гнусного сброда, и передать, что имеет к ней деловое предложение, если она соизволит его посетить.

Она никогда не слышала об этом Рави, но догадывалась, что это какой-нибудь честолюбивый купец – в городе таких что мух над навозной кучей. У многих из них есть в Низу собственность. Имя владельца возникает, как газ над болотом, всякий раз, когда в борделе рушится крыша или дом, поставленный в неуказанном месте, перегораживает сточные воды и наполняет округу зловонием.

С помощью магии она определила, что приглашение – насколько, конечно, известно посланцу – никаких дурных намерений не прикрывает.

– Что ему от меня нужно?

– В это я не посвящен, госпожа. – Посланец чуть-чуть помедлил, прежде чем титуловать ее госпожой, словно ему это претило, – и она получила извращенное удовольствие, услышав это слово из уст лакея, существующего среди мощеных дорожек и шелковых драпировок. – Если вы соизволите принять хозяйское приглашение, он сам вам все объяснит.

Она задумалась, прикусив губу. Весь детский опыт предостерегал ее против приглашений такого рода. Рави, даже пораженный ее Силой, все равно должен смотреть на нее как на грязь под ногами. Сословные различия не исчезают лишь оттого, что кто-то владеет магией, – но умный человек способен ловко обойти их, если это в его интересах.

И тут ее осенило.

Он не знает, кто она такая на самом деле. Не знает, какого она роду-племени. Ее прошлое – чистая грифельная доска, на которой она может написать все, что захочет.

Она взглянула на свои чистые руки. Грязь Низа, въевшаяся во все поры ее тела, отмыта давным-давно – Итанус об этом позаботился. Быть может, и другие признаки ее низкого происхождения стали теперь не видны? Этот неведомый Рави знает о ней лишь то, что она убила каких-то жителей Низа, ничего более.

Эта мысль кружила ей голову.

Ей вспомнилось пугающее открытие, которое она сделала у харчевни. Хотя мощь ее душевного пламени почти беспредельна, чародейство требует времени и сосредоточенности – и это означает, что она уязвима. Вспомнила она и предупреждения Итануса, особенно относительно Перехода: «Когда твой теперешний консорт умрет, ты должна будешь сосредоточиться на поисках другого и окажешься беззащитной. Это длится всего мгновение, но и его будет довольно, если оно застанет тебя среди врагов». Магистерская сила, возможно, спасет ее и тогда, но во всех ли случаях можно полагаться на магию?

Однако помнилось ей и другое – пронзившее ее насквозь чувство собственного могущества, которому ни один человек не в силах противостоять. Точно кто-то огромный раздувал тогда мехами огонь ее души, разжигал ее голод и желание испытать себя в схватке со всем миром.

Ей ли бояться какого-то Рави? Ничего не зная о ней, он едва ли сумеет подстроить ей западню.

Слуга все ждал – он прождал бы весь день, будь на то ее воля. Такой он, судя по всему, получил приказ.

Это в конце концов и решило дело.

– Веди, – со всей доступной ей властностью сказала она. – Я повидаюсь с твоим хозяином.

Раньше она бывала на Холме только раз, вместе с матерью – та искала, где бы повыгоднее продать дочкину невинность. Даже в те детские годы Камала остро чувствовала, что им там не место, что между ними и знатью стоит непреодолимая стена, и тем, кто находится по ту сторону, это видно не хуже, чем ей. На лицах мужчин, выслушивавших предложение матери, читалась брезгливость, словно она, прислуживая за столом, подала им тухлое мясо.

Весь тот день Камалу трясло от стыда и от страха. Когда мать наконец отказалась от своих притязаний и отвела ее обратно в Низ, в их убогую лачугу, девочка убежала в свой тайник на пристани, в клетушку, где только ребенок мог поместиться, и сидела там, пока голод не вынудил ее вернуться к людям.

Позже самое дорогое ее сокровище досталось темнокожему чужеземцу. От него пахло потом и мускусом, и блуд с маленькими девочками он почитал самым естественным делом. Могло быть и хуже. Она знала девочек, которые после этого топились, не снеся бесчестья и унижения. Так ли уж скверно им приходилось по сравнению с ней? Или они просто были слабее, не цеплялись с такой страстью за жизнь, не понимали, что лучшее завтра может наступить лишь для пережившего сегодняшний день?

Ни один мужчина не будет больше владеть ею таким образом.

Ни один человек, будь то мужчина или женщина, не наживется больше на продаже ее достоинства, и да поможет дьявол тому, кто думает по-другому.

Улицы на Холме были вымощены камнем – не по необходимости, поскольку Холм в отличие от прочего Гансунга стоял высоко над уровнем моря, а в противоположность грязным мостовым и деревянным дорожкам бедных кварталов. Самый воздух, который Камала вдыхала здесь, был чище и суше. Башни возмещали высотой ту малую площадь, которую занимали на дорогих земельных участках. Они соединялись мостиками, чтобы господа могли посещать соседей, не ступая ногой на землю; шелковые занавески порхали в многочисленных окнах, как пестрые птицы. Лавки, расположенные в нижних этажах, прельщали драгоценностями, кожаной сбруей, сверкающими ножами и тонкими, как паутина, шелками. Камале очень хотелось рассмотреть все как следует, потрогать все эти великолепные товары и насладиться ими, но у ее провожатого и в мыслях не было задерживаться ради таких пустяков. Он проходил мимо всего этого каждый день, спеша по куда более важным делам, – и Камала, уделяя слишком много внимания роскошным витринам, могла бы невольно приоткрыть тайну своего происхождения.