Никос Зервас - Кадеты Точка Ру

Стройный мальчик шагнул наперерез и неожиданно нахальным голосом произнёс:

– Вы Вайскопф? Я узнал Вас, теперь слушайте. Вы посягнули на честь человека, который не может за себя вступиться. Теперь я буду представлять его интересы.

Синие глаза глянули высокомерно:

– Я Вас вызываю.

– Что ты бредишь, мальчик? – опешил Вайскопф. – Куда вызываешь-то? На дуэль что ли?

– На поединок, – без улыбки ответил подросток. – Оружие выбирайте любое, хоть на кулачках.

Вайскопф снисходительно оглядел мальчика с головы до ног, презрительно прищурился.

– Да пошёл ты, щенок.

Он небрежно задел мальчика плечом, шагнул к настенному щитку. Звучно щёлкнул рубильником, захлопнул ящик – и уже обернулся спиной, как вдруг…

– Нет, позвольте! – «щенок» неожиданно цапнул за локоть и намертво удержал Вайскопфа на месте. – Вы так просто не уйдёте. Я не позволю пачкать имя Александра Сергеевича.

– Что?! – Вайскопф от злости потемнел лицом. И опять, как зверь на рогатину, натолкнулся на жесткий взгляд ярых славянских глазищ.

– Я мог напасть на вас в подъезде, со спины, – неприятно звенящим голосом сказал мальчик. – Но поскольку моё дело честное, то и скрываться не считаю нужным. Вы принимаете вызов, Вайскопф?

Тут Леонид почему-то шатнулся назад.

– Да пошёл ты! – крикнул он громче. – Ты кто такой, мелочь?!

– Я – Иван Царицын. А вы – подлейший Вайскопф.

– Сам ты подлец и щенок! – крикнул поэт, отступая на полшага и упираясь спиною в соседскую дверь. – А ну повтори, кого ты здесь подлецом назвал? Да ты сейчас кровью умоешься!

– Вы ответите за каждое слово, – холодно заметил мальчик. – Назначайте время, я набью вам морду!

В соседней двери зазвенел ключ: видимо, услышали крики. Это укрепило боевой дух поэта.

– Иди сюда, козёл! Ты мне угрожать вздумал?!

– Вайскопф, Вы отказываетесь от честного поединка? – негромко уточнил мальчик. – Тогда знайте: если вы хотя бы прикоснётесь к Александру Сергеевичу, то…

– Ты, шпана поганая! Что ты там силишься выпукнуть, а? Скажи спасибо, что я маленьких не бью!

– …то я вас нейтрализую, – невозмутимо докончил белобрысый наглец и, с достоинством отвернувшись от Вайскопфа, не спеша пошёл вниз по лестнице.

Перед самым рассветом начались роды. Грудь сдавило тяготой невыносимой творческой муки, под скорлупою черепа в пламенном желтке сознания кащеевой иглой уже посверкивала, заостряясь, тончайшая убийственная мысль. Вайскопф был пьян от ярости и злобного вдохновения. Он навалился на клавиатуру грудью, кромсая и доканчивая гениальный стих, такой живой, такой подлинный, дышащий поистине пушкинской прелестью. Ах, молодец, какой же я молодец! – бормотал фальсификатор, перечитывая и замирая. – Это же рука гения, вылитый Пушкин! Ай да Вайскопф, ай да сукин сын…»

Странный зуд внизу живота приятно беспокоил Вайскопфа, и чем больше он писал, тем больше зудело, будто длинными пальцами щекотало сердце сквозь стенку желудка. Вайскопф подождал, пока зуд поднимется к сердцу и охватит его вполне. Вот теперь! Сейчас! Руки рванулись к перу:

Глаза твои, как омуты, бездонны, Душа моя как ледяной ларец, Ты едешь во дворец, моя мадонна, Чистейшей прелести чистейший образец.

Величайшая подделка русской литературы, новосотворённая мистификация Вайскопфа рождалась ножками вперёд, то есть сначала сочинились последние строфы, и только потом из чёрной дыры небытия показалась верхняя часть изумительного стиха. Здесь было всё: меж строк шевелилась подземная ревность, на концах раздувшихся гласных колючими искорками поблескивали крючья сладострастья. Поэт писал с убийственной горечью о себе самом, маленьком уродливом человечке, совершенно запутавшемся в долгах и безумствах собственного африканского сердца, а ещё он писал о красавице Натали, которую с молчаливого согласия мужа пристроили в царский дворец на позорную роль фаворитки. Эти безумные, страшно откровенные злые стихи слагала оскорблённая придворная обезьянка, затравленный кредиторами зверёк, готовый отдать в залог самое дорогое – жену-красавицу, богиню, солнце своей вселенной. И читая, казалось сущей правдой, что Пушкин по доброй воле заключил секретную сделку с царём, обещавшим невероятные суммы в обмен на продажную ласку Натальи Николаевны. И поглядите, как логично придумал Вайскопф: ведь после смерти Пушкина Николай I из собственных средств оплатил все долги убитого поэта. «Видать, таков был договор двух умнейших людей Империи!» – хохотал поэт-фальсификатор, он ползал по столу в расстегнутой рубахе и мохнатой грудью придавливал увиливающие стихи к бумаге, толстым, волосатым, почти эльфийским ухом прикладываясь к странице, слушая пение подземных струй в ожидании их шумного исхода. Тихонько хохотал: «Конечно, государь оплатил долги поэта. Государь был хоть и большой охотник до чужих жёнушек, но всё-таки сущий рыцарь, настоящий джентльмен».

«Невообразимо, – холодея от восторга, осознавал фальсификатор, – я научился писать, как Пушкин!» Он даже пометил в углу страницы, как бы примеряясь: Леонид Пушкин-Вайскопф. Ну всё, ну вот моя хиросима созрела. Теперь уже в ближайшее время она разорвётся в головах людей.

Вайскопф предчувствовал, как это будет. Сначала детонация в научном сообществе пушкиноведов: найден новый ранее неизвестный автограф поэта! Непристойный, но страшно талантливый перл, созданный не для печати, а в минуту горького уныния. А после знакомства с этим стихотворением раскрывается главная тайна Пушкина: оказывается, к концу жизни он превратился в супруга-сутенёра, он сдавал собственную красавицу жену в пользование Государя Императора. В обмен на деньги, господа! Какой пассаж, и кто бы мог подумать! Все вокруг будут читать эти стихи, их обязательно включат в школьную программу. Телекомпания Эрнеста Кунца подхватит идею, через месяц будет готов малобюджетный, но яркий фильм с Максимом Малкиным и Лив Тайлер в главных ролях. Потом появится книга Вайскопфа – увлекательное чтиво, хроника развратного пушкинского Петербурга. Главный герой – Александр Пушкин. Жена ненавидит его, но вынуждена ездить к царю. Возвращаясь, она привозит деньги в ридикюле, банкноты пахнут одеколоном императора. Пушкин их забирает и тратит на кутежи. И дальше – гуще, жирнее, по нарастающей: Пушкин в одной рубахе убегает от кредиторов! Пьяный Пушкин спотыкается о пьяного Гоголя! Пушкин в заблёванном фраке пристает к извозчику! Пушкин насилует безногую крепостную…

«Вот так мы поступим с вашим «всем»! В эйфорическом трансе Вайскопф подбросил к потолку шумящий ворох исписанных черновиков. «Я – Пушкин! Я велик! – расхохотался он. – Да я вам всем голый зад покажу – всем вашим колокольням! И башням, и куполам! Я – гениален, вы хоть понимаете это, свиньи? Да вы прах у ног моих, я вашего засранца Пушкина переплюнул! Моя фальсификация лучше, ярче подлинника!»