Ирина Сербжинская - Игры невидимок

— Бабуля, — окликнула Мада.

Бабка подняла голову, на Сульга уставились ясные острые глаза. — Доброго дня, — сказал он, чуть замешкавшись.

— И тебе того же, — учтиво ответила старуха. Взгляд ее полоснул по лицу, как отточенный клинок. Норлок насторожился, но она уже опустила голову, потеряв к гостю всякий интерес. Сульг выждал мгновение и исподтишка, осторожно взглянул на бабку.

Кейрана вне всякого сомнения происходила из скинхов. Вот от кого унаследовала Мада кудрявые волосы, смуглую кожу и прямой нос — от бабки-кочевницы. Это небольшое племя не было воинственным, не занималось контрабандой, не попадалось на конокрадстве, поэтому Совет Шести сквозь пальцы смотрел на то, что скинхи бродили по Доршате. Они двигались, казалось, без определенной цели: уставляли луг возле какого-нибудь города пестрыми шатрами и кибитками и жили день-другой, зарабатывали немного денег, врачуя домашний скот и промышляя гаданием да продажей украшений, искусно плетенных из бисера и кожи. Потом так же неожиданно скинхи снимались с места и брели дальше.

Сульгу никогда не доводилось слышать о том, чтобы они становились оседлыми, однако Кейрана, похоже, жила в Брере довольно давно.

— Это Джанак, — сообщила Мада, волнуясь и заливаясь нежным румянцем. — Он из охраны каравана, что пришел в город сегодня утром. Переночует у нас… на постоялых дворах сейчас многолюдно из-за праздника.

Старуха понимающе усмехнулась и кивнула. Звякнуло украшение на ее шее — ожерелье из тусклых медных монет таких же старых, как и сама скинха. Она тряхнула моток ниток, пряжа легко заскользила меж сухих пальцев.

— Как тебе наш город, Джанак? — вежливо поинтересовалась бабка. — Понравился?

Сульг с беспокойством поймал на себе очередной быстрый и цепкий взгляд.

— Я еще мало, что видел в Брере, — осторожно ответил он. Старуха снова кивнула и обратилась к внучке:

— Нами принесла молоко. — Она кивнула на глиняный горшок, что стоял на ступеньке крыльца. — Убери в погреб.

— Нами — наша соседка, держит коз, торгует на базаре молоком, а если что не продаст — отдает нам, — пояснила Мада. — За полцены.

— Говорила, был какой-то переполох на базарной площади, стражники всех покупателей разогнали. Что там произошло? Нами болтала, что видела солдат из Доршаты.

Мада присела на скамеечку возле кресла. Сульг опустился на ступеньку крыльца, поглядывая на молодую женщину.

— Всякое болтают! Слышала, что в город забрели виры! — Глаза ее расширились. — И начали, говорят, превращаться в людей! Прямо на площади! Народ — бежать! Ужас что! Это Дасита рассказывает, мы белье вместе полоскали. А у нее брат сам все это видел! Собственными глазами!

Бабка скептически хмыкнула, не поднимая глаз от мотка пряжи.

— Таких врунов, как ее братец, еще поискать надо, пробормотала она себе под нос.

— Один из них стал Великим норлоком, вот что было! Дасита говорит, убили одного оборотня, а другой-то ходит в городе! Прячется! — Мада отбросила с лица прядь тяжелых волос, покачала головой. — Это брат ее так говорит! Ужас что!

Бабка фыркнула:

— Как это вир мог стать Великим норлоком? Чтобы взять эту личину, вир должен был его коснуться! Что, Великий норлок в Брере?!

Сульг бросил быстрый обеспокоенный взгляд в ее сторону: старая карга соображала гораздо быстрее, чем внучка. Подошел серый одноухий кот, уселся возле кресла и подозрительно уставился на норлока.

— Говорят, видеть вир — к большому несчастью! К голоду или к болезни какой. Чума или лихорадка поразит Брер, вот что будет из-за вир! — убежденно продолжала Мада. — Дасита говорит…

— Глупости! — сердито отрезала старуха. Она взглянула на Сульга: — У нас тут народ доверчив, верят всяким россказням. Сейчас хоть торговый люд да караванщики приезжают, а до войны Брер рыбацким поселком был. Три улицы да базарная площадь.

Она распутала узел и принялась сматывать пряжу в клубок.

— Хотя после войны с Кадгаром кого только тут не было… Ты-то не воевал, Джанак? — небрежно поинтересовалась старуха.

— Последняя война была тридцать лет назад! — Мада засмеялась и придвинулась к Сульгу ближе, касаясь его плечом. — Он, наверное, был тогда еще ребенком!

— Тридцать два, — поправил Сульг. — И Доршата с тех пop не воюет. Так, стычки на границах… О последней войне только рассказы старых воинов слышал.

— Должно быть, интересно услышать все из первых уст, а то менестрели вечно все переврут, — согласно кивнула бабка. — Что ж они рассказывают… Джанак?

Сульг пожал плечами.

— Разное, — неохотно сказал он.

У него не было никакого желания говорить со старухой-скинхой про кадгарскую битву. Но против воли тут же всплыл в памяти далекий летний день, жаркий уже с утра, запах нагретой на солнце травы, громкий стрекот кузнечиков, раскаленный воздух, превратившийся над холмами в прозрачное марево. Плыли над травой кадгарские лучники на поджарых степных лошадях, в непривычных глазу легких кольчугах в виде халатов, в островерхих шлемах с хвостами. Пестро оперенные стрелы разом взвились в воздух, осыпавшись с неба смертоносным дождем, глубоко вонзаясь в подставленные щиты: лучники пытались выманить норлоков с возвышенности на равнину.

Сульг, знакомый с тактикой кочевников по прошлой войне, ждал, стиснув зубы: теперь последует конная атака, стремительная и яростная, как весенняя гроза. Лавы будут следовать одна за другой, ослабляя и выматывая противника, пока, наконец, не настанет черед вступить в бой тяжелой коннице Кадгара — и эта атака станет решающей. Внезапно лучники пропали, сгинув меж зеленых холмов. Показались ряды всадников, спокойно выстраивающихся боевым порядком, в их страшном неторопливом спокойствии угадывалась зловещая уверенность в победе.

Мгновение — и две лавины понеслись навстречу друг другу, обгоняя горячий ветер.

Мада прерывисто вздохнула. Она сидела на ступеньке веранды, подперев рукой горячую щеку, и не сводила глаз с гостя. Во взгляде ее читалось жадное нетерпение.

Старуха взглянула на внучку, еле заметно усмехнулась и снова принялась сматывать распутанные нитки в клубок.

— Унеси-ка молоко в погреб, пока не прокисло, — велела Кейрана. — Да окошко там закрой, кот вчера опять сливок обожрался. И как не треснет…

Мада не посмела ослушаться бабку — неохотно поднялась и пошла во двор, покачивая бедрами, — чувствовала на себе чужой взгляд.

Внезапно за калиткой послышались громкие голоса. Сульг потянулся за ножом для лучины, воткнутым в пол рядом с перилами, и незаметно передвинул ременную петлю на заспинных ножнах, в которых покоился невидимый Меч Фиренца. Теперь, чтобы выхватить клинок, хватит и мгновения. Он подобрал с земли палочку и принялся ее выстругивать. Голоса приближались. «Четверо», — отметил про себя Сульг.