Андрей Уланов - И вся федеральная конница
Выпустил.
Отступив на шаг, я поправила кофточку на плече, глянула с вызовом…
– Ну, привет… пропажа.
– Почему голос у тебя такой хриплый? – с тревогой спросил он. – Простыла снова?
– Тебе-то какое дело?
– Молли!
– Ну, табачком разжилась… Тимка досадливо поморщился.
– Сказано же было тебе: кончай с этой гадостью! Говорил?
– Ну говорил… говорил, а потом взял да и слинял! – горло на миг словно сдавило, – я б и выпить не отказалась, так ведь нечего было!
– Молли, послушай…
– Думала, приключилось с тобой чего… – с горечью выдохнула я. – Пит с Худючкой сказали: на той улочке форменная бойня была, вся мостовая в кровищще, трупы вповалку… а ты пропал! А я…
– Молли, выслушай меня, пожалуйста, – повторил он. – Там, на той улице… понимаешь, мне повезло, невероятно повезло…
– Да уж вижу! – бросила я. – Ишь как вырядился, прямо и не узнать.
И ведь не узнала. В основном из-за шляпы с широкими, закрывшими пол-лица, полями. Ну и остальное – светло-коричневый плащ, из-под которого чернел жилет, белый шелковый, неумело замотанный – ох ты, горе мое! руки сами по себе потянулись поправить! – шарф. Даже перчатки были – красной кожи, гномьей выделки… хромовые. Видела я такие в одной витрине, и сколько стоят они – тоже видела.
– Духами пахнешь… ну, прям, как лорд-маркиз какой!
– Это не духи, – негромко сказал он. – Просто мыло… хорошее…
– Ах, мы-ы-ыло! – протянула я. – Ну и кто же тебя так… мыло?
– Гномы, – улыбнулся Тимка. – Трое гномов, день без малого со мной провозились. Все ворчали, мол, такого грязнулю за последние лет семьдесят не упомнят: скоблишь-скоблишь, грязи – тачками вывози, а толку не видать. Только я думаю, эти коротышки просто цену набивали. Ведь наверняка к ним из шахты такие приходят, что спервоначалу зубилом обработать надо, верхние слои поскалывать, а уж после – мыть.
– Гномы, говоришь…
– Ну да, – торопливо кивнул он и зачастил: – Я сказать-то как раз о чем хочу: меня гном нанял! Тот, что с парнями Белоглазого рубился. Его Торком звать, он, как и я, из Англии, сюда по секретной надобности приплыл… ну а я ему как бы подсобил в той драке, вот и получилось…
– Вот как, значит, – медленно произнесла я. – Работу нашел… хорошую. Слугой при коротышке.
– Ну да. А вообще сейчас, – Тимка оглянулся и перешел на шепот, – бери выше. В смысле, я вроде как правительственный чиновник получаюсь. Вот гляди… – он потащил из жилетного кармашка для часов какую-то бумажку, развернул и сунул мне под нос, – гляди! Настоящий, с печатью военного министерства, а подпись – самого…
– Ты забыл, – я улыбнулась, хотя со стороны, наверное, эта улыбка выглядела жалкой, – забыл… я ведь не умею читать… Тимка…
– Прости, – смутился он. – Хотел… вот, на, возьми! – с этими словами он протянул мне пакет, тот самый, перевязанный ленточкой. – Должно подойти… Торк подсказал… я в магазине выбрал продавщицу с тебя ростом и велел, чтобы по ней все мерили. Правда, – искоса глянув на меня, добавил он, – в плечах и бедрах она малость пошире будет. Ну ты подошьешь, если что. Там и нитки с иголками… тоже.
– Ох, Тимка…
Пакет был тяжелый, здорово тянул руку. Что ж он там намерил-то ?
Вдоль улицы зло хлестнуло ветром, обозначив холодную полоску на щеке. Я потерла кулачком скулу… мокро, а небо чистое, дождя нет, откуда же… и только чувствовав соленый привкус, запоздало поняла – слезы.
– И вот еще что. – Тимка спрятал свою пропечатанную бумажку обратно и принялся копаться во внутреннем кармане. Ветер хлестнул снова, откинув полу плаща, – и я вздрогнула, увидев на боку Тима огромное, тускло поблескивающее воронением… ох, ну что же ты ввязался?!
– В подвал ты больше не пойдешь!
Наверно, еще когда я только услышала, как он меня окликает, в голове что-то смешалось. Потому и не могла узнать и вот сейчас тоже смотрела на бумажки, которые протянул мне Тимка. И лишь когда он, устав ждать, сам вложил их в мою ладонь, наконец-то сообразила – это же деньги. Просто не довоенные, старые, а новенькие бумажные двадцатки. Одна, две… четыре.
Спрячь, не держи на виду. Это, – слабо улыбнулся Тимка, – вроде как мои рекрутские. На особняк с каретой не хватит, но снять комнатку… ну и на жизнь – тоже. Пока я не вернусь.
– Вернешься? Откуда?!
Он опустил взгляд, отвернулся… так, что и объяснять-то ничего не надо.
– Тимка!
Олух-болван-дурак-негодяй… Правая была занята пакетом, и я ударила левой, целилась в скулу – кулаком, чай, не дамочка, ладонью пощечины хлестать. Второй раз он ударить не дал, поймал на замахе.
– Да не визжи ты. Я ведь не в маршировалки записался, в атаки ходить не буду.
Ну зачем, зачем, зачем ты… Пресвятая Дева, как же объяснить этому глупому великану, что мне нужно только лишь одно – чтобы он был рядом. Чтобы всегда, в любой момент, можно было обнять, прижаться, закопаться в него, такого большого и надежного…
Чтобы всегда было – как сейчас!
– Тимка…
Никуда не отпущу. Мой-мой-мой-мой, ничей больше!
– Молли, послушай… ты знаешь, где Пятая авеню?
– Да. На Манхэттене, неподалеку от Таймс-сквер.
– Верно. Теперь постарайся запомнить – в начале Пятой стоит большой дом – серый камень, четыре этажа, статуи всякие подбалконные и красная черепица. Там поблизости ничего похожего нет, вряд ли ошибешься. Вот… когда подыщешь себе жилье, придешь к этому дому и попросишь швейцара позвать капитана Мак-Интайра. Капитана Джозефа Мак-Интайра. Повтори.
– Капитана Джозефа Мак-Инрайта.
– Мак-Интайра, – нахмурился Тимка. – Джо Инрайт – это капитан шхуны «Арчер-Фиш» из Бостона, а тебе нужен будет капитан Мак-Интайр!
– Я запомню, – пообещала я.
– Его может не быть на месте, – озабоченно сказал Тимка. – Скорее всего не будет. Если так, попросишь… нет, потребуешь, чтобы для него написали записку, и продиктуешь свой новый адрес. Так и скажешь: новый адрес Молли – для капитана Мак-Интайра.
– Хорошо, Тимка. Все сделаю, как ты сказал. Ты же знаешь, – я вскинула голову и улыбнулась ему, – я ловко запоминаю.
Глаза щипало так, словно перечистила дюжину луковиц подряд. Но я твердо знала – плакать мне сейчас нельзя, ни в коем случае, точно-точно.
– И еще, – глухо сказал он. – Если меня не будет два месяца… тогда еще раз придешь к этому дому, только на этот раз тебе, наверное, уже придется дождаться самого капитана.
Тимка!
Да это я так, на всякий случай, – с наигранной бодростью произнес он. – На самом-то деле Торк говорит: едем дней на пять, ну, на неделю, не больше. Это – вдруг чего… или там, приказ срочный выйдет… Ты, главное, не переживай и всегда, все время помни: что бы ни случилось, я к тебе обязательно вернусь! Слышишь, Молли? Ты… мне веришь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});