Андрей Смирнов - Безумная роща

– Я с радостью помогу вам добраться до вашего Острова.

Гасхааль, услышав это, сильно помрачнел и нахмурился.

– Мне не хотелось бы ссорить вас с вашим братом, – сказал он. – Вряд ли он сильно обрадуется, когда узнает о том, что вы помогли мне избежать смерти.

– Ах, оставьте! Мы с ним и так уже давно в ссоре. Кроме того, я не собираюсь сюда возвращаться. Вы ведь не откажете мне в защите и покровительстве в ваших владениях?

– Вы всегда желанная гостья в моем доме, и можете жить у меня столько, сколько захотите, – сказал Гасхааль, поражаясь тому, как легко обвести некоторых людей вокруг пальца.

Он соткал волшебную дорогу, что простиралась за пределы этого мира и, превратившись в птицу, уселся на руку Талиане. Она же шагнула в сумрак, и волшебные двери закрылись за ее спиной, а когда по прошествии некоторого времени слуги и ученики Келесайна обнаружили ее исчезновение, то, конечно, не смогли найти ее, как не искали, и были вынуждены сообщить Келесайну, что не сумели уберечь его сестры. Хроники Рассветных Земель умалчивают, что сказал Лорд Келесайн на это своим ученикам и вассалам.

Поиски были продолжены, но ни к чему не привели. Однако по прошествии нескольких дней на землю прямо под ногами Повелителя Молний опустилась большая черно-серая птица.

– Талиана у меня, – каркнула ворона. – Не хочешь ли зайти в гости, шурин?

Келесайн сжег ворону молнией, однако отправился на Вороний Остров. Теперь следует рассказать о том, что было в это время с Гасхаалем.

Повелитель Ворон, достигнув своего Острова, на время оставил Талиану и стал изыскивать способ снять заклятие. Он призвал на Остров большое количество птиц и держал с ними совет об этом. Через некоторое время способ был найден, тем более что и заклятье сильно ослабело за пределами Эссенлера.

Талиану не напугал ни его замок, ни лес, окружавший цитадель – лес, где деревья были лишены листьев, а на каждой ветке сидело по вороне или по крупному ворону. Таких больших птиц она не видела никогда раньше. Они казались ей разумными, однако молчали, когда она пыталась заговорить с ними. Гасхааль запретил им общаться с девушкой, дабы она не узнала о том, что когда-то все они были людьми.

Талиане понравилось жить в замке Вороньего Лорда. Он притягивал ее, как притягивает к себе все темное и таинственное. Ее привлекали непонятные блестящие вещи, которыми полнились замковые комнаты. Ей забавляла огромная металлическая конструкция, установленная неподалеку от замка и чем-то напоминавшая боевую башню – правда, боевую башню весьма странных очертаний. Кроме того, ей нравилось подходить к самому краю Острова и заглядывать вниз, туда, где была одна пустота и бездонная тьма, высветленная лишь мирами, что следовали по своим невидимым путям, поднимались из хаоса и, соприкасаясь, проникали друг сквозь друга. Но более всего на Вороньем Острове и в высоком черном замке Талиане нравился сам Лорд Гасхааль.

Гасхааль позволял ей любить себя и думать, что испытывает к ней схожие чувства. Он никогда не говорил девушке о том, что давным-давно обменял все свои душевные слабости на Силу, и перестал быть уязвимым, а ведь любовь – высшая в числе слабостей, к которым склонно сердце, и наибольшая прореха в броне его.

Меж тем, на Вороний Остров пришел наконец Лорд Келесайн. Гасхааль принял его любезно и предложил поужинать, но Келесайн сделал вид, будто и не слышал этих любезностей.

– Где моя сестра? – Спросил он голосом в тысячу раз более холодным, чем поцелуй Ледяной Королевы. – Предупреждаю, если ее здоровью или чести был нанесен хоть какой-нибудь урон, ты горько пожалеешь о том, что вообще родился на свет.

– Вряд ли я пожалею о чем-либо подобном, – ответствовал Гасхааль, – потому что я никогда не рождался, а на свет я появился совершенно иным образом. Я принадлежу к тому же народу, что и твой знакомый, Тарнааль, Ангел-Страж, и жил в оболочке духа прежде, чем приобрел плотскую оболочку. Однако по твоему лицу я вижу, что тебя сейчас не очень-то волнует история моего происхождения. Предлагаю обсудить эту историю в какой-нибудь другой раз. Относительно же твоей сестры скажу лишь, что я не чинил ей никаких обид и в мыслях не держал как-либо препятствовать ей, буде она захочет покинуть мои владения, однако желания ее были иными, и я не мог отказать ей в гостеприимстве. В истинности моих слов ты сможешь сей же час убедиться сам, поскольку я не имею ни малейшего желания препятствовать вашему свиданию – напротив, я желаю, чтобы ты как можно скорее удостоверился в ее благополучии и оставил свой воинственный тон.

Келесайн увиделся с сестрой и имел с ней долгую беседу. Он уговаривал ее как можно скорее покинуть замок Гасхааля и расписывал ужасы и жестокости, которые тот творил с людьми, стоявшими у него на пути, или даже просто так, ради забавы, но Талиана не верила ни одному его слову. Она требовала доказательств, а когда он предоставлял их, утверждала, что все они неубедительны. Она доподлинно знала о Гасхаале так мало, что заранее отвергала любое обвинение в его адрес. Бесчинства, о которых повествовал ей Келесайн, казались ей всего лишь нелепыми сказками.

– Какой смысл, – спрашивала она, – могущественному магу описанным тобою образом поступать с теми, кто не сделал ему ничего дурного? Жестокость происходит от невежества и страха, а чего бояться Обладающему Силой? Еще меньше можно заподозрить Гасхааля в невежестве. Он, возможно, умнейший из людей и бессмертных, с которыми я когда-либо беседовала, и очень тонкий знаток душ. Он так точно чувствует чужое настроение, так полно умеет сопереживать, что мне кажется немыслимым, чтобы он захотел причинить кому-нибудь боль – ведь ему самому будет больнее, чем его жертве. Брат мой, завистники оболгали его перед тобой, и он невиновен во всех преступлениях, которые ему приписывают.

И увидел Келесайн, что велика ее любовь, и ничем невозможно переубедить ее, да и стоит ли переубеждать, и открывать глаза на горькую правду? И, покинув сестру, снова отыскал он Гасхааля.

– Убедился ли ты, что я не солгал тебе? – С любезной улыбкой спросил его Повелитель Ворон. – Нашел ли ты свою сестру пребывающей в счастии и радости, или же она – жертва, томящаяся в глубочайших подземельях моего замка, а я сам – главный палач ее?

– Будь верным последнее, – сказал Келесайн, – твой замок уже был бы превращен в дымящиеся руины. Однако я вижу, что ты нашел ловкий способ уберечься от моего гнева.

– Но не от мести прочих могучих воителей, жаждущих покарать меня за смерть одного глупого звездочета и еще за пару-тройку подобных нелепых историй. Когда вы назначали день осады моего замка? Тогда, когда более-менее постигните магию Эссенлера и отхватите от стихий этого мира кусок пожирнее?