Лион де Камп - Железный замок

– Чертов лабиринт, – пробурчал Ши.

Царившая в лагере суматоха была здесь едва слышна, скрадываемая многочисленными слоями толстой ткани. Еще две матерчатые преграды, которые отгораживали совершенно пустые помещения, и их лиц коснулась вечерняя прохлада. Ши мельком увидел промчавшихся мимо двух пеших воинов и всадника, силуэты которых вырисовывались на фоне пожара, что бушевал в отдалении на холме. Он торопливо развернул ковер и вновь взрезал стену шатра. Но они опять угодили в кухню, а от многочисленных прорех вся конструкция, похоже, была готова вот-вот развалиться.

Ши, тем не менее, нацелился на единственную целую стену кухни. Взмах клинка – и они оказались у цели.

Комната, которую владыка Дардинель использовал для своих чисто приватных развлечений, была буквально доверху набита роскошными шмотками. У самой стены, под драпировками, из которых курился медлительный дымок ладанки, на бесценных коврах раскинулись бесценные подушки, образуя самую безвкусно-шикарную постель, которую Ши когда-либо видел. Посередине ее среди подушек скорчилась связанная фигурка.

Ши попытался остановить ковер, потянув вверх его передний край, но в результате лишь взлетел к потолку; потянул его вниз, но чуть не врезался в пол. Тогда он решил было подхватить девушку на лету, как ковбой-объездчик подхватывает с земли платок, но отказался от этой идеи, как от чересчур рискованной. Одна рука требовалась для управления ковром, а от Медора толку не было. Заложив очередной вираж, он продекламировал:

И основой, и уткомК стенке подлети бочком,Ради нашей милой дамыСтой смирно, не вертись волчком!

Ковер резко остановился. До земли было далеко, а времени на то, чтобы в случае чего возиться с растянутой лодыжкой, уже не оставалось. Но Ши, тем не менее, сполз с ковра, повис во весь рост, вцепившись в его край, и отпустил бахрому. Приземлившись на четвереньки посреди горы подушек, он тут же поднялся на ноги.

Фигура на постели перекатилась на бок и бросила на него неистовый взгляд из-под перепутанной копны седоватых волос, что-то рыча сквозь кляп.

– Ик! – взвизгнул Медор с высоты. – Это же сам эмир! Настал наш последний час! Нет бога, кроме Аллаха!

Это и впрямь оказался эмир Аграмант, Предводитель Правоверных, Защитник Обездоленных, Справедливый и Милосердный Правитель Гишпании – связанный, спеленутый и заделанный кляпом из собственной чалмы.

– Силы небесные! Опять колдовство! – послышался голос Бельфегоры.

Ши обернулся и увидел, что она уже готова броситься на него с кинжалом.

– Стой! – крикнул он. – Я Гарольд. Не узнаешь?

– Демон рогатый – и лорд Ши? Ну уж нет, хоть и голос...

– Да ладно тебе, говорю, это я. Просто это такая маскировка волшебная маскировка. А вон тот, на коврике – это твой приятель Медор. Въезжаешь? Мы тебя спасать приехали.

– Нет, несомненно, подвох здесь кроется некий! Не приближайся, человек ты там или монстр, иначе глотка твоя перерезана будет!

– Медор, – простонал Ши. – Она не верит, что мы – это мы. Будь другом, сбацай ей какую-нибудь поэмку!

Судя по выражению лица Медора, муза его находилась далеко не в рабочем состоянии, но он, тем не менее, храбро откашлялся и заныл:

Я разум в лишеньях утратил почти!Стоим мы в смятеньи – что ждет впереди?Нигде в том шатре не сыскать нам подмогу,Лишь Гарр-чародей нам осветит дорогу.Но ах! Мое сердце теряет терпенье —В одном лишь Аллахе я вижу спасенье!

– И впрямь начинаю я верить, – проговорила Бельфегора, линии рта которой несколько утратили жесткость. – Поистине голос Медора доносится из-под ужасной этой личины. Каковы же намеренья ваши, друзья?

– Смыться отсюда на ковре-самолете той же дорогой, какой сюда проникли, – отозвался Ши.

Девушка поднялась на цыпочки и попыталась дотянуться до ковра.

– Но как же попасть туда?

– Набрать тюрбанов побольше, – практично ответил Ши. – Где тут они могут быть?

Бельфегора кинулась в угол шатра.

– Вот тут в шкафу... – начала она и, не договорив, распахнула дверцы.

Тот и в самом деле был доверху набит аккуратно сложенной чалмовой тканью. Ши прочными узлами связал между собой три куска и забросил конец самодельного каната к Медору, которому удалось поймать его только со второй попытки.

Второй конец он удерживал в руках, пока Бельфегора легко, словно белка, карабкалась вверх. Затем Ши покрепче взялся за узел и полез сам, но едва только он оторвался от земли, как ткань лопнула, и с обмотавшимся вокруг головы канатом он чувствительно ударился задом об пол.

– Эй! – завопил Ши, наступая на эмира и спотыкаясь. Он увидел, как Медор с бегающими шайтанскими глазками скорчился на краю ковра и что-то бормотал. Ковер затрепетал и, похоже, немного изменил положение.

Ши собрался было произнести еще кое-что, куда более внушительное, но прежде, чем ему удалось подобрать подходящие слова и выражения, Бельфегора перегнулась через край ковра со словами:

– Бросай веревку сюда!

Она ловко поймала самодельный канат, обернула вокруг себя и крикнула:

– Влезай, сэр Гарольд!

Ши замешкался, опасаясь сдернуть девушку вниз, поскольку он хоть и не сомневался в ее силе, но весил ни много ни мало сто шестьдесят фунтов. И в этот самый момент полог взлетел вверх, и в комнату ворвался отряд евнухов, которые тыкали в него пальцами, визжали и размахивали ятаганами чуть ли не в фут шириной. Довольно неуклюже, но весьма проворно он поднялся по связанному из чалм канату на ковер. Брошенный кем-то кинжал, кувыркаясь, пролетел мимо.

– Возьми себя в руки и не мешай рулить! – рявкнул он на Медора.

Ши отдал команду ковру, и сквозь дыру в стене шатра они выскользнули навстречу сгустившимся сумеркам. Пожар на окраине лагеря все еще горел.

Фигуры вокруг него, казалось, исполняли какую-то диковинную пляску.

Ши резко набрал высоту, которая позволяла не опасаться выпущенных из лука стрел, и обернулся к Медору:

– И как прикажешь все это понимать? Удружил, ничего не скажешь!

– Я... я... Но друг мой Гарр, пусть же хлеба щит и соли отразит меч гнева твоего! Верно же сказано Аль-Гасуном – тот, открыты кому сердца многих, порою собственное сердце открыть не в силах! О несчастнейший я из людей! – Он склонил голову и застучал себя в грудь, сверкая драгоценными браслетами. – Не было у слуги твоего недостойного иной мысли, кроме как что конец каната потерялся, навсегда потерялся, и оплакивать канат сей придется нам до конца дней своих! Но нет спасенья, кроме как от Аллаха, что сохранил тебя, дабы снова стал ты светом очей наших!