Симона Вилар - Ведьма
Малфутка словно читала мысли суложи старостиной и вздохнула сочувственно. Правда, через миг и дышать словно перестала, когда темные глаза Громодара в нее так и впились.
— Ну что, девка, вернулась? Отправил тебя восвояси варяг пришлый, потешился и отправил?
Девушка опустила ресницы, зарделась, чувствуя на себе взгляды родовичей. А пуще всего она ощущала взгляд самого старосты. Не по себе ей сделалось — и подумать боялась, что мудрый Громодар дознается, какое предательство она из-за любви к чужаку совершила. Если волхвы сами не сказали ему чего.
Взгляд Громодара преследовал ее и во время всей трапезы и после, когда он к дальнему очагу со старейшинами удалился для беседы. В большой родовой избе вроде бы все как обычно было: кто чинил охотничье снаряжение, кто латал валенки, кто беседовал тихо, бабы пряли, суча нить при свете лучины, пели негромко. Да только чем бы ни занимались, тоже порой поглядывали в сторону то Малфутки, то не сводящего с нее глаз старосты. Когда уже стали лучины тушить, а старейшины разошлись по своим избам-землянкам, Громодар окликнул Малфутку сделал знак приблизиться.
Она стояла перед ним, прямая, как пламя свечи, даже заставила себя поднять глаза на старосту. У того отсвет огней отражался от лысого темени, глаза под кустистыми бровями были темными, взгляд был тяжелым, так что девушка едва сдерживалась, чтобы в ноги ему не кинуться. «Ничего-то он от меня не дознается! — решила Малфутка, даже заставила себя вскинуть горделиво голову. — Ни за что не погублю себя, не признаюсь. А тем и Свенельда спасу от беды».
Громодар неожиданно усмехнулся в бороду и, протянув руку, схватил ее за вышитую опояску и притянул к себя так, что она чуть коленями о его ноги не стукнулась.
— А ведь не зря тебя углядел посадник среди наших, — все так же улыбаясь, сказал Громодар. — Пока чужой не присмотрится свежим оком, свое, привычное и не кажется особенным. Однако ведь и впрямь хороша ты стала на диво, Малфутка! Так говорю, сосновичи?
В избе многие одобрительно загалдели, однако были и такие, что смолчали, переглядываясь.
Малфутка только ресницами заморгала. Громодара же ее растерянность еще больше подзадорила. Захохотал, откидывая голову, сверкнул крупными, по-молодому целыми зубами. И так резко умолк. Смотрел исподлобья, тяжело дыша.
— Вот что, славница[46], пойдешь мне сегодня стелить.
Староста сказал это спокойно, но так твердо, что и возразить было нельзя. Малфутка смотрела на него широко открытыми глазами и чувствовала, как кровь словно стынет в ней. В избе стало тихо, родовичи переглядывались растерянно, но молчали.
Громодар же, будто ничего особенного не случилось, откинулся на лавке, потер пятерней поросшую серо-седой шерстью грудь в вырезе расшнурованной рубахи, потом стал задумчиво ковырять в носу, словно и не думая больше о застывшей перед ним девушке. А чего думать — его повеление тут равносильно закону. Малфутка же смотрела на него, невольно сравнивая с сильным и пригожим Свенельдом, и такая волна гадливости поднялась вдруг в ее душе, что впору сплюнуть прямо на пол. Но сдержалась. Сжав кулачки, она набрала в грудь как можно больше воздуха.
— Не взыщи, Громодар мудрый, но я вынуждена отказать тебе.
Он чуть шевельнул бровями, глянул исподлобья.
— Мне не смеют отказывать.
— Но я должна. Мне посадник киевский велел его дожидаться да ни с кем не спутываться. О том у кого хочешь в Искоростени спроси. Свенельдова я теперь. Так-то!
И она сверху вниз горделиво поглядела на Громодара. Но староста лишь криво усмехнулся.
— Мне твой Свенельд не указ. Я повелел — ты слушайся. Ну, пошла!
И он хлопнул ее по бедру, подталкивая к занавешенной меховой полостью двери в его опочивальню.
Но Малфутка попятилась, отрицательно качая головой.
Громодар вздохнул, словно не понимая ее неповиновения. Сделал знак рукой, и двое сильных мужиков тут же подхватили ее под руки, стали тянуть. Но на них почти налетел колченогий Беледа, даже костылем замахнулся.
— А ну оставьте девку! А ты, Громодар, паскудник старый, неужто забыл закон Рода: свой своих под себя класть не имеет права. Кровь дурная от того в роду может завестись.
Громодар оставался все так же спокоен.
— Что мне законы Рода? Я сам закон. А если Малфутку и покрою, то детей у нее от меня не будет. Так что не шуми, Беледа пока я еще добр. Братучадо же твоей только почета прибавится, если после посадника еще и я ее попользую.
— Тебя волхвы проклянут, — загораживая от него Малфутку, продолжал говорить колченогий охотник Беледа. Сам весь дрожал под горящим взглядом Громодара, но не отступал. — Ты всегда покон предков в роду соблюдал и нас тому учил. За то почет и уважение тебе были. Отчего же сейчас ты, словно не живой водицы испил, а дурман-травы отведал, которая помутила твой ясный разум?
— Волхвы проклянут? — переспросил староста, переводя взгляд с Беледы на удерживаемую его людьми Малфутку и обратно. — Это меня-то волхвы проклянут? А не вас ли? Скажу им слово — и нашлют кудесники на непокорных голод и болезни, отведут зверя от ловищ, исчезнет и руда в болотах. Чем тогда жить станете?
В избе раздался взволнованный ропот, люди переглядывались, в их глазах мелькал страх. Никогда еще ничего подобного не случалось. Ни разу староста не брал своих девок на ложе, и никогда благодетель сосновичей не угрожал им.
В ноги Громодара вдруг кинулась Енея. Заскулила тоненько, обхватив его колени, стала молить:
— Не губи, мудрейший, не гневись на Беледу глупого. Малфутку же… А что коль и взаправду посадник из-за нее осерчает?
Это была наивная хитрость. Кого сейчас можно было испугать уехавшим варягом, а Громодар, вот он. Он много добра сделал, а к его властности все уже привыкли, смирились с ней.
Громодар стал багроветь, грубо отпихнул ногой цепляющуюся за него Енею. А на удерживающих Малфутку прикрикнул: мол, чего тянете?
Девушка упиралась изо всех сил, обхватила столб-подпору начала кричать, что если староста коснется ее, то она руки на себя наложит, в омут кинется, проклянет…
Беледа стал белее снега, но не отступил, кинулся защищать племянницу, пока кто-то из своих же родовичей не опрокинул одноногого охотника на пол. Тот неуклюже попытался подняться, крича:
— Пошто разум теряешь, Громодар! Пошто законы древлянские рушишь?
— Совсем ошалел, — медленно поднимаясь, молвил староста. — Давно я подумывал, что от тебя, бестолкового, роду только обуза, да хотел в лес на погибель отправить. Но, видимо, зря не спешил. Теперь же…
Он вдруг резко выхватил из-за пояса нож и, схватив Беледу за волосы, запрокинул его голову и сильно резанул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});