Павел Корнев - Чёрные сны

– Замри, – остановил я выбравшегося на дорогу Шурика и прислушался.

Вроде тихо. Но отчего тогда такое впечатление складывается, что сейчас волосы на загривке встанут? Будто дверь в ад где-то неподалёку открыли. Или серпом в опасной близости от одного интересного места провели...

Не обращая внимания на удивлённого Шурика, я вытащил из петли на поясе топорик и принялся выбивать вокруг нас на корке дорожной наледи защитный круг.

– Всё так плохо? – спросил разом осунувшийся Шурик.

Я ничего не ответил и только перекрестился. Мгновением позже из кустов выпорхнула стая ярко-синих птах. Не успели птицы унестись прочь, как вслед за ними выскочил молодой сугробник. Этот тоже даже носом в нашу сторону не повёл и, в два прыжка перемахнув через дорогу, скрылся в росшем на противоположной обочине лесу.

Ужас накатил вдруг – ни с того, ни с сего. Свет дня померк, и наступила вечная тьма. Тоска голодным зверем набросилась на душу и принялась рвать её на куски, вытаскивая на свет божий все мало-мальски значимые оплошности и прегрешения. Все несправедливые обиды. Все предательства.

Жить расхотелось моментально. Но приставить дуло к виску и нажать на спусковой крючок не было сил. Хотелось только одного – лечь навзничь, зажмуриться и проклясть тот день, когда родился на свет.

И всё же наваждение схлынуло, не сумев окончательно отравить наши души и поработить волю: выбитый на дороге защитный круг принял на себя часть ментального удара. Затаившийся в придорожных кустах Призрачный легионер лишь испустил полный бессильной злобы вопль, но с новой атакой торопиться не стал. Впрочем, и безобидного в общем-то крика оказалось достаточно, чтобы Шурик упал на колени и сунул ладони под опущенные уши меховой шапки.

– Ах ты... – выругавшись, он достал из кармана чарофон, несколькими нажатиями кнопок выбрал нужное заклинание и заорал: – Получай, гадёныш!

Полыхнуло знатно. Всего один миг – и в плотной стене деревьев и кустов образовалась проплешина шириной метров десять. А насколько она протянулась в длину, так сразу и не сказать. Не видно пока ни черта: зависший в воздухе пепел невесомыми хлопьями закрутился в воздухе и начал медленно опускаться на землю.

Давящее на плечи чужеродное присутствие исчезло моментально. Сразу и день обрёл свои краски, и воздух перестал быть столь колюче-ледяным. Попавший под удар «Вакуумного поцелуя саламандры» призрак сгинул без следа.

– Вернусь в Форт, схожу в церковь, свечку поставлю, – тяжело дыша, заявил мне Шурик, убрал чарофон в карман и подул на обожжённые пальцы.

– Ты, вообще, в порядке? – присмотрелся я к нему.

– В полном, – криво усмехнулся здоровяк и принялся собирать свои пожитки. – Пойдём уже, пожалуй, отсюда...

– Погоди, – прислушался я к послышавшемуся вдалеке звону бубенцов. – Давай-ка с дороги, принесла кого-то уже нелёгкая.

– Не суетись ты, – остановил меня Шурик и, кинув на обочину рюкзак, уселся на него. – Вон, едут уже.

Я обернулся посмотреть на вывернувшую из-за поворота подводу, заткнул меховушки за пояс и подошёл к Ермолову, который барабанил пальцами по лежавшему на коленях АКМ.

– Проблем с ними не будет? – забеспокоился я, насчитав более двадцати человек, сопровождавших три загруженные лесом подводы.

– Не должно, – прищурился Шурик. – Не видишь – артель лесорубов возвращается? Им с нами связываться себе дороже выйдет. Вот если б старатели из кочевья от Снежных пиков возвращались, тогда ноги бы делать пришлось...

Так оно и оказалось: настороженно косясь то на нас – АКМ, «Тайга», зелёные петлицы на полушубке у Шурика, – то на выжженную огненным заклятием проплешину, крепкие мужики, подгоняя здоровенных серых тяжеловозов, заспешили дальше. С нами они не перемолвились даже словом и только демонстративно держали руки поближе к разнообразному вооружению: охотничьим ружьям, самострелам и тяжёлым, явно предназначенным для смертоубийства топорам. У пары охранников так и вовсе по жезлу «Свинцовых ос» при себе было.

– Северную лиственницу повезли, – Ермолов проводил взглядом загруженные в подводы неошкуренные стволы со срубленными ветвями.

– Далековато им забраться пришлось. – Северные лиственницы только за Снежными пиками и растут, а это минимум день пути от Границы. Но как ни крути, овчинка выделки стоила: во-первых, эта лиственница – практически вечный строительный материал, а во-вторых, сопротивляемость магическому излучению у неё просто потрясающая. Очень хорошая экономия на накопителях Иванова выходит.

– Их заботы. – Шурик медленно покатился по дороге, я последовал за ним.

Когда кончился лес, вдоль дороги потянулись занесённые снегом луга, а у обочин над сугробами заколыхалась синеватая трава, острым узким лезвием взломавшая прочный наст. Редкими проплешинами на полях выделялись заросли снежной ягоды, и только начавшей отвоевывать себе здесь жизненное пространство зимней крапивы.

Вскоре впереди замаячили высокие холмы, а вершину ближайшего к дороге кургана венчал мрачный силуэт неведомо кем возведённой крепости. Точнее, развалин крепости, от башен которой сохранились лишь руины в три этажа высотой. И всё равно сложенные из здоровенных блоков серого камня постройки смотрелись на редкость впечатляюще.

– Слушай, Шурик, – присмотрелся я, прикрывая глаза от лучей выглянувшего в разрыв между облаками тусклого зимнего солнца, – она же раньше выше была. Разобрали, что ли?

– Говорят, молнии несколько дней подряд били. – Ермолов остановился перевести дыхание перед подъёмом по склону холма. – Магический шторм тогда с десяток вёрст до Лудина не дошёл.

– Пошли, чего встал, – поторопил его я и сам принялся снимать лыжи. – Нам ещё пилить и пилить.

– Дай отдышаться! – возмутился Шурик. – Никуда тебе эти пять минут не впились.

– Тут пять минут, там пять минут, – пробурчал я, но всё же остановился подождать приятеля. Странно, не могу сказать, что так сильно и вымотался. На поддержание щита, правда, сил всё больше и больше уходит, а в целом – вполне могу без привала хоть до Лысой горы доковылять. – Пойдём, у Стылого моря остановимся.

– Не, вот там-то как раз задерживаться никак нельзя, – тяжело вздохнув, принялся догонять меня Шурик.

– С чего бы это? – удивился я.

– Держи. – Ермолов протянул мне наполненный какими-то мелкими камушками мешочек. – Далеко не убирай.

– Это ещё что такое? – Развязав тесьму, я обнаружил внутри обыкновенные окатыши. – На фига козе баян?

– Лужи там появились зеркальные – сам увидишь. Если отразишься – наружу двойник вылезет. Одно спасение: в воду что-нибудь кинуть, чтобы рябь пошла. Тогда доппельгангер сгинет.