Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Уже на закате рабов загнали в сарай, а Гурда с двумя кошельками у пояса пошел меж шалашами. Над городом вздымался дым от печей, разожженных во многих домах, от горящих между палатками и шалашами костров. Гурда шел меж хижинами, откуда долетал запах жареного мяса, откуда выглядывали обнаженные до пояса женщины и зазывали разбойника к себе. В шалашах и палатках торговали пивом, едой, а также собственным телом ради чьего-то удовольствия. «Город — это такое место, в котором все можно купить и все можно продать», — так говорила Зелы, хотя никогда в городах и не была, а только слыхала о них от других спалов.
Вид полуобнаженных, с распущенными волосами женщин, что манили не только Гурду, но и сына Бозы — будил в последнем телесное желание. Никогда у него не было иной, кроме Зелы, женщины, так как та не позволяла ему сблизиться ни с кем из женщин на дворище спалов. Эти же тут — даже в свете костров — казались красавицами, а выпуклости их грудей и круглые плечи вызывали в парне странную боль. Но он был ужасно голодным, оборванным и грязным, от запаха еды он был чуть ли не в обморочном состоянии. Но гораздо сильнее боли вожделения и голодных мук был страх перед тем, что увидал он на невольничьем рынке. Если он до сих пор оставался свободным человеком, то лишь потому, что никто не знал о его существовании. Никто и не предполагал, что где-то среди шалашей и хижин бродит оборванный, не знающий городских обычаев, без кошеля у пояса, только лишь с мечом и щитом человек.
Гурда остановился у какой-то палатки и дал блестящую монету мужчине, подкладывающему дрова в костер. Через некоторое время ему вынесли жбан пива, и Гурда долго и жадно пил. Затем он пошел прямо, наверное, к какому-то известному лишь ему сараю, где он бывал уже много раз, и сын Бозы подумал тогда, что если он позволит разбойнику дойти туда, то потеряет его. Поэтому, когда Гурда на короткое время зашел в такое место, куда не проникал свет от какого-либо костра, он догнал его бесшумно, вынул Тирфинг и одним ударом снес голову эсту; потом склонился над дергающимся в агонии телом и срезал оба кошеля с пояса.
Никто и не заметил случившегося, хотя буквально в нескольких шагах пылал костер, вокруг которого сидели несколько оружных эстов и пели какую-то песню. Сын Бозы отвернул от костра и направился к дому Астрид, обходя все костры, шалаши и сараи. Он перелез через защитный вал, который совершенно не охранялся. Воины сторожили лишь ворота крепости, где жил городской правитель.
Как и сказала ему женщина, он трижды громко ударил кулаком в двери. Та сразу же открыла, и сын Бозы заметил в ее глазах изумление. Еще он увидал большую, мрачную комнату, слабо освещенную огнем горящего камина и каменной, наполненной маслом лампы, стоящей на деревянном столе.
Астрид была в длинной до щиколоток льняной рубахе, волосы у нее были распущены, отмытое от золы лицо — молодое и приятное на вид.
— Чего ты хочешь? — спросила она на языке склавинов.
— Я наколдовал эти монеты своими чарами, — ответил сын Бозы. — За них я хочу здесь жить, научиться языку здешних народов и городским обычаям. А еще я голоден.
Женщина молча подошла к камину и сняла подвешенный над огнем небольшой котелок, наполненный кашей с жиром. После этого она наложила каши в каменную миску и подала деревянную ложку.
Сын Бозы осмотрел комнату. Ничто не говорило о том, чтобы здесь жил какой-то мужчина. Но из комнаты наверх вела лестница. Может быть кто-нибудь спрятался там? Он не верил, чтобы Астрид жила сама. Город не казался ему подходящим для одиноких женщин.
— Где твой мужчина? — спросил он.
— Я живу сама. Я же говорила тебе, что я вдова. Вот я специально и пачкаю себе лицо, чтобы считали, будто я уже старая и гадкая.
— В этом и заключаются твои чары, — поддел ее сын Бозы.
Он заглянул в миску, набрал ложку с верхом и подал ее Астрид.
— Съешь ты, пока я не начал. Я никогда не беру никакой еды из женских рук, прежде чем хозяйка не попробует.
— Я не голодна.
— Делай, что я сказал. Я из рода спалов, и у нас такой обычай.
— Не хочу.
— Ешь, иначе я ударю тебя. — Сын Бозы был голоден, и в нем нарастала злость.
Женщина пожала плечами и съела ложку каши.
— Никогда не слыхала про спалов, — сообщила она. — Ты похож на ребенка и, будто ребенок, не имеешь имени. И в то же время, ты осторожен и недоверчив, будто бы тебе уже сто лет.
Астрид молча глядела, как ест ее гость. Она не присела на лавку рядом, но продолжала недвижно стоять у пылающего огня и о чем-то сосредоточенно думала.
— Возьми, — сын Бозы отодвинул пустую миску и ложкой указал ей на кучку куфических монет. — Это тебе.
Женщина собрала монеты и положила их в два кошелька.
— Один из них мне известен, — сказала она. — Он был у купца, который покупал рабов у Гурды. Ты убил Гурду.
— Да, — кивнул он. — Это мое колдовство.
— Если я сообщу об этом стражникам князя Акума, ты тоже потеряешь жизнь.
— Ну а эти куфические монеты? — спросил сын Бозы. — Ведь я же не требую от тебя многого. Предоставь мне жилье, научи языку и обычаям. Ты рассказывала мне, что после смерти мужа живешь в бедности, что тебе пришлось продать рабов и уволить служанок. Теперь ты станешь богатой.
Женщина коснулась рукой груди, рисующейся под льняной рубахой.
— Чего ты еще потребуешь?
Он отрицательно качнул головой.
— В этом городе много женщин. Я видел их обнаженными до пояса. Они заманивали меня своим телом. Если мне захочется женщину, за одну из этих монет приведешь мне одну из них.
— И ты больше ничего не хочешь, кроме еды, жилья, обучения языку и обычаям?
— Ничего. И если правда то, что ты живешь без мужчины, мой меч даст тебе защиту. Я убиваю быстро и бесшумно. Только это я и умею.
— Ладно, — кивнула она.
Тогда сын Бозы попросил, чтобы она села на лавке по другую сторону стола, подсунул лампу под самое ее лицо и потребовал, чтобы она поглядела ему прямо в глаза.
— Ты приказываешь мне, будто я ребенок, — оскорбилась Астрид. — А ведь я могла бы быть твоей матерью. Зачем ты хочешь смотреть мне в глаза?
— Тебе мало
