Книга осенних демонов - Ярослав Гжендович

Он наклонился в мою сторону и просверлил меня черным пустым взором.

— Каково ваше отношение к религии?

— Не понимаю.

— Это опиум для народа, мужчины в черных рясах, не умеющие петь и выпускающие вонючий дым? Религия. Вечность, последний судия и так далее.

— Не знаю. Я не религиозный человек. Религия и я… Мы расстались много лет назад, и, мне кажется, никто из нас этого не заметил. Вроде как есть у людей в правом височном отделе центр, отвечающий за мистические переживания. У меня в этом месте черная дыра. Если бы я ко всему подходил в категориях вечности, я бы сошел с ума. А прикрываться бессмысленными слоганами считаю трусостью.

— Вот как раз наступило время, чтобы над всем этим призадуматься. Вы верите в добро и зло? Или тоже считаете, что это относительные, условные понятия? Что вы делаете, если ваш клиент на самом деле плохой?

— Это случается редко. Я здесь не для того, чтобы кого-либо судить. Хорошо, так — я видел и добро и зло. Если я не могу кого-то лечить, потому что считаю, что он плохой, я не пытаюсь ему помогать. И тогда я отказываю.

— Умываете руки?

— Да. Я не судья и не священник. В мире полно людей, которые готовы и судить и обвинять. Чтобы кому-либо помогать, я должен быть на его стороне. Иначе у нас не наладится контакт. Это называется «безусловное принятие». Если я не могу этого дать, то и не берусь. Но это на самом деле случается редко. Сюда попадают несчастные, а не плохие. А у плохого обычно прекрасное самочувствие.

— Должен был существовать какой-то повод, почему такая миссия выпала именно вам. Во всяком случае я на это надеюсь. Сейчас вам нужно будет вылечить Бога.

Стало тихо. Он пыхтел своей вонючей папиросой и смотрел на меня озабоченным взглядом. А у меня весь позвоночник был как будто изо льда.

— Предположим, — горло не хотело слушаться меня. Я сделал глоток воды. Пластиковый стаканчик трясся в руке. — Предположим, что это правда. Имеет ли это какой-то смысл? Разве мышь, да где там мышь! Бактерия, вирус! Разве вирус может вылечить Эйнштейна?

— Да, если бы Эйнштейн мог стать вирусом. Вам нужно вылечить человека. Он стал человеком. Не в первый раз, полагаю, и не во второй, и, думаю, не в последний. Понятно, что только какая-то часть его стала человеком, но очень важная часть. Без нее он, как бы это выразиться, неполный. С миром понемногу начинает происходить недоброе. Определенные принципы перестают работать.

— Принципы физики?

— Пока другие, более тонкие, которые вы слабо осознаете. Пока это мелкие неточности. Их больше видно в материи, зависящей от людей. Перестают работать принципы, которые не являются автоматическими. И каждый это чувствует. Мир становится ненормально хаотичен. Труд не приносит результатов. Старания не дают плодов. Благородство не вознаграждается. А подлецы успешны и при наградах, так как с нашей стороны все пока работает.

— Вас это, по-видимому, должно радовать?

— Мир должен оставаться в равновесии. Нет антибога. Есть только две стороны у одной медали. Мы не боремся с ним, мы всего лишь убираем мусор. Он — свет, а мы лишь тень выбора людей, а не антисвет. А что будет с тенью, если свет погаснет?

— Но что же, собственно, произошло?

— Не выдержал носитель. Как везде и как всегда — подвел человеческий фактор. Времена поменялись. Когда-то люди считали, что на все воля Божья, но трактовали это с покорностью. Сейчас по-прежнему так считают, но без устали грозят ему кулаками. Начнется война, в премьеры выберут сумасшедшего, кто-то заболеет, утонет ребенок — и все его вина. Вы пришли к выводу, что он виноват во всем, что вы делаете, и во всем, что происходит. Ваши молитвы — это неустанная торговля и ультиматум. Дай одно, дай другое, а то перестану верить. Когда он стал человеком, все свалилось на него разом. Бога можно обвинить во всем, и он выдержит, а белковый мозг человека — нет. — Бухгалтер щелкнул пальцами. — Мозг нельзя обвинить в каждом преступлении, в каждой войне, Холокосте, атомной бомбе, глобальном потеплении, в болезни каждого ребенка одновременно. Несколько миллиардов обвинений в секунду — это слишком для него.

— А он не мог не обращать внимания на обвинения?

— Не мог. Их бросали его любимые дети. Даже если они несправедливы, это больно, невыносимо. Вот он и не выдержал. Амнезия, отрицание и так далее. Защитные механизмы, как у человека с невыносимым чувством вины. Он убежал от себя самого и стал продавцом животных, но чувствует, что что-то не так.

— Бог… продает животных?

— Да-да. Ходит в кино, покупает брюки и режет шарлотку. Он пытается быть человеком и не слышать всего этого, но, похоже, что-то дало сбой.

— А разве не сказано: «Даже самая малая птица не упадет на землю без его воли?»

— Он знает, что птица упадет, и знает, что нет смысла препятствовать этому, но не стреляет по ней из рогатки. Знаете, а мне встречалось не так уж много атеистов. В основном те, кто не верит, просто на что-то обиделись. Весь мир обиделся. За Палестину, СПИД, за спады, за Гитлера, за то, что семья распалась, или магазин обанкротился, или что люди издеваются над животными, или что страдают от старости.

— Но что же я могу сделать?

— То, что всегда, когда имеете дело с защитным механизмом, потерей памяти и устойчивым чувством вины. Ну и еще у вас есть этот ваш дар. Так что перейдем к вашей ситуации. Вас боятся. Угрожают. Хотят, чтобы вы ни во что не вмешивались. Будут вам мешать, а в случае необходимости могут ликвидировать. Мы можем вас защитить, а после всего этого о вас позаботиться. Мы лучше знаем людей, чем они. Наша благодарность может пригодиться вам и сейчас и потом. Сейчас мы можем дать вам то, что необходимо на этом свете: деньги, удачу, здоровье. Потом тоже есть смысл воспользоваться нашими услугами.

— Почему я?

— Потому что так выпало. Мир — это генератор случайностей. Вы для этого родились. Для этого вас родили ваши предки и потому не умирали без потомков.

— А если я откажусь?

— Ну, разве это не интересная ситуация? Сейчас я должен вас постращать. Мог бы. Мы могли бы заставить вас очень сильно пожалеть о своем решении. Но нет, мы просто посмотрим,