Тридцать один. Огневик - Роман Борисович Смеклоф
– Мы не имеем отношения к волшебному следствию, – заверил голем, но его никто не слушал.
– Но вы же собирались отдать его Оливье! – вспомнил я, стараясь отделаться от мыслей про морозного мага и молекулярную кухню.
– Нет, – отмахнулся Эрлик. – Я хотел убить его, чтобы поваришка никому не разболтал про символ свободы, но меня опередили. Смерть быстрее всего, с ней наперегонки не побегаешь.
– Предатель, – прошипел хранитель. – Чтобы ты стражем лилового сердца подавился.
– То есть, договориться не получится? Тогда мы, наверное, пойдем? – осторожно уточнил Мровкуб.
– Вряд ли, – сообщил Эрлик. – Вы слишком много знаете. А про символ свободы не должен знать никто.
– Да о нем знают все! – выдохнул голем.
– Но никто не знает, что он у меня! – отмахнулся чернокнижник.
Я попятился к двери, но коридор исчез. Вместо лестничного пролета и первого этажа, за порогом зиял бездонный провал. Насколько хватало глаз одни темные облака, медленно бредущие к горизонту.
– Вот и пропасть, – заявил Евлампий.
– Предупреждал, что он нас всех поубивает, – взвыл Оливье.
Я замер у двери. Не может быть, я не хочу умереть в этом ужасном Блэк Буке, я так много пережил. Это нечестно. Меня начало трясти. Дрожь дошла до подбородка, но я не мог оторвать взгляд от мрачной бедны.
– Кус-сок дома отвал-лился, – заикаясь, пропищал я.
Архивариус недоуменно оглянулся.
– Вам не выбраться, – предупредил Эрлик. – Вы никому ничего не расскажете. Ваши косточки прогорят в этом камине, – он махнул рукой, – и символ свободы исчезнет навсегда. Про него забудут, и всё наладится.
– Я буду сопротивляться, – заверил Мровкуб.
– Пробуйте, ваше право, – согласился чернокнижник.
Архивариус покрутил кистями рук, и между пальцами вспыхнул прозрачный шар. Эрлик с интересом смотрел на его манипуляции. Сфера наполнялась синевой, подрагивая в ладонях лже-посла, пока не потемнела. Засияла мертвым светом и зашипела. Мровкуб отпустил шар и ударил по нему ногой. Вращаясь, синяя комета пересекла комнату и врезалась в стену. По гобеленам прошли волны. Птицы испуганно разлетелись, превратившись в мелкие темные точки. Ткань подёрнулась лазурью и побледнела. С редких деревьев опали желтые листья.
– Эффектно, – кивнул Черный Эрлик. – Вот только ходить через мои гобелены не стоит. Здесь у вас есть хоть мизерный шанс выжить, там его не будет вовсе. Стимфалийские птицы беспощадны и крайне прожорливы.
– Поединок? – предложил архивариус.
Чернокнижник покачал головой.
– Вы прокляты и не примените атакующие заклятья, – он вытянул руку и сжал пальцы.
– Опасная магическая активность, – забубнил голем.
От ногтей Эрлика протянулись темные полосы, обвились вокруг шеи лже-посла и сжались. Лицо Волкова покраснело, изо рта вырвался нечленораздельный хрип.
– Если не справлюсь, беги! – гаркнули в ухо.
Меня дёрнули за плечо, и я вывалился в коридор. С другой стороны двери не было пропасти, только темный ковер. Мимо проскочила Оксана, а я забыл про нахлынувшее отчаяние, даже не упал на пол, ухватившись за стену.
Бывшая защитница ввалилась в комнату, перед ней нёсся комок листьев и мусора. Он, кувыркаясь, перепрыгнул через столик и влетел в камин. Вспыхнул, распространяя серый вонючий дым.
Вокруг волшебницы вились едва различимые голубые ручейки. Они собирались в прозрачные потоки, стекали к рукам и клубились барашками пены на костяшках пальцев. С поднятой правой ладони выстрелила живая, извивающаяся струя. Она на лету впиталась в тёмные полосы, душащие архивариуса, и, сорвав их, с шипением унесла в огонь очага. С другой руки тоже взметнулся фонтан, ударил в кресло, снес его, перевернул и зашвырнул на стену.
Эрлик упал на пол, отполз на четвереньках к книжному шкафу и перекатился на спину. На побледневшем лице играла загадочная улыбка. Пальцы сплелись, сжавшись в один большой кулак, а синие губы непрерывно шептали неразборчивые слова. Я видел, как изо рта вырываются белые искорки, со вспышкой гаснущие на подбородке.
Кресло, соприкоснувшись с гобеленом, провалилось внутрь пейзажа и, стукнувшись об землю, разлетелось на части. На мягкую спинку с неба посыпались кроваво-красные стрелы. Птицы почуяли добычу и, обстреляв, спикировали вниз, вонзая в неё острые клювы и когти.
Освободившийся Мровкуб сделал несколько па и хлопнул в ладоши. Вокруг его рук вспыхнули языки пламени, но вместо того, чтобы выстрелить в чернокнижника, вяло стекли на пол. Ковер задымился, и архивариус вынужденно затоптал его ногой.
– Проклятье еще действует, – подсказал голем.
Эрлик, лёжа на полу, махнул рукой и с полок, раскрываясь, посыпались книги. Они стряхивали со страниц черные буквы, расплывающиеся, болезненно вздрагивающие, но все равно ползущие в атаку. Словесная армия собралась, выстроилась в строгие ряды и бросилась в наступление. По полу потекли целые предложения: «В самых глубоких пучинах междумирья, на краю границы с бездною смерти, в которую скатятся когда-нибудь все тридцать миров, ты найдёшь своё пристанище на веки вечные. В бесконечной тьме и ужасе пройдут оставшиеся минуты твоей жалкой, бессмысленной жизни, ибо она прошла в бесполезной попытке познать всё и вся. Охватить неохватное и познать непознаваемое». Подбираясь к ногам Мровкуба, буквы таяли, но над его головой надувался черный, вздрагивающий нимб. Побледневшее лицо исказилось от ужаса.
– Не надо! – закричал он. – Я не хочу!
Но кривые буквы упорно лезли на штурм, а пятно уже растеклось до затылка. Каждое добравшееся до архивариуса слово затягивало его в бездонную пропасть прошлого, которого, он, судя по всему, боялся больше всего на свете.
– Хватит! – гаркнула Оксана, и, наклонившись, ткнула под нос чернокнижнику черный цветок с ярко-синими прожилками вдоль бутона.
Эрлик замер. Черные червяки рун остановились, а нимб посерел и растаял.
– Узнал? – прошептала бывшая защитница. – Ты можешь не бояться смерти. Ты видел самые тёмные глубины междумирья и понимаешь, куда попадешь после жизни. Вот только душегуб прорастет в твою сущность, оплетёт ее корнями и навсегда свяжет с этой землей.
Чернокнижник замотал головой.
– Дрожишь? – усмехнулась Оксана. – Правильно делаешь. Спроси у оборотня, я с вашим братом не церемонюсь.
– Что ты хочешь? – промямлил сжавшийся Эрлик, отползая от цветка.
– Символ свободы.
– Хорошо, – легко согласился он, и начал подниматься. – Только убери его.
Я отскочил от двери и, пропустив их, пошёл следом.
– Чтоб у меня тесто не поднялось, – проворчал давно молчавший Оливье, – если чернокнижник так просто сдастся. Жди подвоха.
В соседней комнате, освещенной высокими окнами, вдоль стен тянулись полки до потолка. На них рядами стояли стеклянные шары на резных подставках и черные фигурки с крестиками вместо глаз и прямой линией вместо рта, разделённые по поясу тонкой чертой.
– Что это? – не понял я.
– Маги после ритуала возвращения, – процедил голем.
– Мёртвые колдуны? – ахнул я.
– Да, – шикнул Евлампий. – Эти фигурки называют духоманками. Так умершие чародеи возвращаются под свет источника. В
